Валентин Сорокин - Макаки

Входил я в родную русскую поэзию, есенинец, под сильным влиянием душевного кедринского голоса:

Смуглая рука царя Ивана

Крестоносцев по щекам бивала,

И кружили по степным яругам

Коршуны над нами — круг за кругом

Это — в минуты воспоминаний о нашествиях чужеземных разорителей на Русь. А вообще — Дмитрий Кедрин очень добрый, даже очень нежный поэт. Дружественный и прощающий.

И отношение в Мытищах к нему — нежное: в городском краеведческом музее память о нем закреплена его книгами, рукописями, фотографиями и биографическими подробностями. Жил здесь. И погиб рядом... В пути погиб — на скорости. Бериевцы поторопились, бандиты ли усердие проявили? Но искусство неистребимо.

Воздействие на благородные натуры мытищинцев поэт оказывает несомненно. Недаром же праздник “Сияние России”, посвященный 100-летию Сергея Есенина, прошел в Центральном Дворце культуры с таким пониманием и взаимной симпатией — жителей города и писателей Москвы: мьтищинцы красиво встретили нас. Премию Дмитрия Кедрина учредили... Не от богатства учредили, а от благородства.

А глава администрации района Анатолий Константинович Астрахов, — как теперь мы говорим, со своей командой, — помог нам, литераторам столицы, контактами, деловыми и скорыми, с хорошими и надежными людьми в редакциях газет и радио, в самом Дворце культуры и в коллективах предприятий. Соединил нас.

Мы, секретари Союза писателей России, ведем большую творческую работу в областях, краях и республиках России, постоянно поддерживаемые главами администраций регионов. Рязань, Тамбов, Смоленск, Оренбург, Горно-Алтайск, Владимир, Псков, Ярославль, Волгоград, Москва, перечислять не нужно: во многих областях, краях, республиках и сейчас звучат выступления деятелей культуры. Да, трудно живем, да, забот и горя хоть отбавляй, но мы люди, мы слышим песни, верим в музыку и в слово, искусство, как хлеб, как одежда, как свет Кедрина или Есенина, Пушкина или Льва Толстого, — в нас, в детях и внуках наших. Вдохновение и разум правят нами.

Готовя тот первый праздник “Сияние России”, как сопредседатель Союза писателей России, я проникся уважением к Анатолию Константиновичу Астрахову и его коллегам. Инженер машзавода, крупный и опытный хозяйственник, руководитель, чья судьба годы и годы лепилась, шлифовалась на народе, а не в кабинете, он, как мне думается, психологически ненавидел “современную” демагогию, обещательство и безнаказанное дармоедство, ликующее обжорство. Мало говорил. Строгий. Мыслящий. Подвижный эстетикой нравственности и откровенности. Нет “простых” людей у руководителя под рукою: кроме чая и пряника, кружки молока и чарки водки, у народа, у человека — совесть есть, сердце есть, боль за пережитое и за грядущее имеется, неодолимая, пока — радость не мелькнет впереди. Можно только представить: каково ныне — поддерживать сносную жизнь и культуру?..

Мы, писатели столицы, удивляемся фабрике декоративной росписи в Жостове, великолепному краеведческому музею в Мытищах, молодежному театру, драматическому театру, вдохновением различных кружков художественной самодеятельности при Центральном Дворце культуры.

Это все — реальная жизнь. И нельзя мне, десятилетия связанному накрепко с поэзией родною, промолчать еще об одном интересном инженере-строителе, Сошине Викторе Михайловиче, кто заложил фундамент и начал возведение Центрального Дворца культуры в Мытищах. В отличие от сдержанного Астрахова, Сошин словоохотлив. Подозреваю — стихотворец, ибо служение его русской поэзии обдуманно и постоянно.

Много лет назад в Москве трагически погиб талантливый поэт Вячеслав Богданов, двоюродный брат Виктора Сошина. Гибель Вячеслава Богданова в некоторой степени похожа ужасной таинственностью на гибель Дмитрия Кедрина, сказать можно теперь, — земляка мытищинцев... Гибель брата-поэта пронзила сознание Виктора Сошина, и он как бы слился с великим звездным миром русской поэзии.

Виктор Сошин наизусть читает стихи брата:

Улеглась в гостинице гульба,

Желтый мрак качался в коридоре.

Как смогла ты,

Подлая труба,

Удержать такое наше горе!!!

Не вино сдавило вдруг виски,

Не метель,

Что выла, словно сука, —

Это пальцы подлостей людских

Прямо к горлу подступили туго.

Спал подлец,

Напившись в кабаке,

Над поэтом зло набалагурясь...

Смертный миг...

Лед треснул на Оке...

Только мать на всей Руси проснулась...

Стихи — о Есенине. Стихи — о нас, о нас, дорогой мой читатель, с тобою, о национальной русской беде нашей!.. Потому и помогал поэтическому празднику в Мытищах Виктор Сошин — душа его, сопереживая, нам помогала. И праздник весны — дни литературы в Мытищинском районе — у нас получается. Сошин — желанный человек в газете “Родники”, на радио, в литературном объединении им. Дмитрия Кедрина, желанный человек на стройке, в цехе, в квартире ветерана труда: “Ай, яй, яй... я не узнал тебя, Виктор Михалыч, слепой уж я, считай, слепой!.” — “Слепых стариков у нас нет, все вы острее нас нужду видите!..” — “Так-то оно и так, пожалуй, Михалыч!..”

Что же?.. Я верю неизвестному мне ветерану. Я благодарен инженеру и руководителю Астрахову, к сожалению, покойному теперь. Верю строителю Сошину. Ведь искра красоты, искра горькой человеческой дороги в умных людях теплится, а без этой искры грустной — радость и доброта не постучатся в твое сердце, и твоих надежд ласковое вдохновение не коснется.

Недавно встречала нас, прозаиков и поэтов столицы, древняя Вязьма. Вместе с нами — тосковала, смеялась, гневалась, восторгалась и аплодировала. Как в Мытищах...

О, наши благородные люди ничего не забывают: оскорби их — простят, забудут, но запомнят... Сделай им хорошее — заметят, забудут, но вспомнят... Депутат ты, генерал ты, поэт ты, но ты — в народе своем, ты — в центре России своей, измученной, упорной и вечной.

И стреловидный обелиск на площади в Мытищах, вознесенный к облакам, — в память о погибших защитниках Отечества, — подтверждает сказанное мною:

Эти скоростные перегрузки

Задушили черным шарфом лес.

Хорошо нам, русским, среди русских,

И в просторе русском — свет небес!

Вон, с холма взлетая, точно птица,

Сквозь пургу невыносимых драм,

У тебя во взоре золотится

Куполами белокрылый храм.

Красотой и мудрою отрадой

Близких он встречает на пути.

Я хотел бы за его оградой

Свой приют, со временем, найти:

Чтобы ты склонялась и шептала

Имя позабытое мое.

Мгла страну родную расшатала,

Виснет у околиц воронье.

Я одну люблю тебя и снова

Говорю: “Душа моя чиста!..”

Я тебя целую или слово,

Так я пьян — не оторвать уста.

Нас не очень жалуют в европах.