Олег Жиганков - Римский Лабиринт

— А были у них дети? — поинтересовалась Анна.

— При жизни у Нимрода, насколько известно, детей не было. Зато вскоре после его смерти Семирамида забеременела — конечно же, чудесным образом.

Адриан хотя и говорил тихо, но руки его, руки истинного итальянца, так и летали. Казалось, свяжи ему руки — и он совсем не сможет говорить. Анна про себя улыбалась этой детскости и энтузиазму профессора. Он говорил о вещах, которые происходили сотни и тысячи лет назад, а может быть, и вовсе не происходили, но ей всё это почему-то казалось сейчас важным. Значило ли это, что она хорошо вошла в роль? Или что ей действительно интересны их разговоры?

— Родила она как раз на Рождество — 25 декабря, — продолжал тем временем Адриан. — Их сын, Таммуз, был провозглашён реинкарнацией, воплощением отца — Нимрода. Правда, он оказался не так проворен, как отец, и погиб на охоте. Но Семирамида на третий день провозгласила, что он воскрес. Тогда же был установлен сорокадневный пост и плач по Таммузу. В христианстве он известен как Великий пост. И наконец, сама Семирамида, когда пришло время, вознеслась на небо и была провозглашена жрецами Царицей Небесной. Пройдут тысячи лет, прежде чем Мария удостоится подобной чести. На неё, соответственно, перенесётся вся внешняя атрибутика Семирамиды, или Дианы, или Астарты, или Иштар. Это легко проследить как в перекликающихся историях, так и в употребляемой символике.

С детских лет в Анне жил маленький огонёк веры. Она помнила, как читала на чердаке в деревне старое бабушкино Евангелие. Ей даже нравился тот Иисус, о Котором она читала: Он был добрый, кормил людей, лечил их, не был лицемером, не боялся говорить правду. Ей было теперь немного обидно, что какой-то Таммуз, как она поняла, претендует на ту же самую роль.

— Мне всё-таки кажется, — возразила она, — что ты придаёшь слишком большое значение всем этим историям и символам. Я, как ты знаешь, родилась в стране, избравшей символом пятиконечную звезду. Это ведь, наверное, тоже древний символ? Но всё дело — в интерпретации. Я, признаться, не знаю, что означал символ пятиконечной звезды изначально, но уж, конечно, не братство трудящихся пяти континентов. Другими словами, старый символ — новая интерпретация.

— Такое тоже случается, — согласился Адриан. — Но при этом старое значение символа не теряется.

— И в чём, к примеру, изначальное значение пентаграммы? — возразила Анна.

— Пятиконечная звезда — это символ Астарты.

— Но разве это можно доподлинно знать? — не сдавалась Анна.

— Планета Венера, которая в древних мифологиях связана с именем богини Астарты, чертит на небе совершенную пятиконечную звезду.

Видя, что Анна не вполне его понимает, Адриан продолжил:

— За восемь лет планета Венера проходит по траектории, узловые точки которой — моменты, когда она расположена строго между Землёй и Солнцем, — в точности образуют совершенную звезду, как её рисуют дети, — образованную пересекающимися прямыми линиями. Древние астрологи, конечно же, знали это и использовали при составлении гороскопов. Даже Олимпийские игры были изначально организованы в честь этого необычайного феномена. В самом начале Олимпийские игры разыгрывались раз в восемь лет — когда Венера дочерчивала последнюю линию перед тем, как начать всё заново. Но восемь лет — слишком долгий срок для людей, и позднее Олимпийские игры приурочили к прохождению Венерой половины своего цикла.

— То, что ты говоришь, лишь подтверждает мой тезис, — кивнула Анна. — От Венеры до рабочих и крестьян — долгая дорога.

— Не такая долгая, как тебе кажется, — возразил Адриан. — Древние религии в основе своей были гуманистичны, по сути — это культы умерших вождей, возведённых в формальный статус божества. Я не много знаю о русской революции, но мне кажется, что если её создатели избрали для себя символ звезды, они наверняка принадлежали к одной из влиятельных древних масонских лож, которые издревле занимались геополитикой.

— Масоны и революция? — рассмеялась Анна. — Да, я слышала что-то такое. По-моему, это просто сказки-страшилки для маленьких детей.

Адриан ничего не ответил, но Анна видела, что нечаянно его обидела. Чтобы увести разговор в сторону, она решила задать ему вопрос, который давно уже у неё вертелся на языке.

— Скажи мне лучше, Адриан, — произнесла Анна, глядя на массивный египетский обелиск, высящийся на открывшейся теперь их взглядам площади Святого Петра. — Как могли люди в древности перенести такую громаду из Египта? Я себе это что-то плохо представляю.

Она читала где-то, что для того, чтобы доставить обелиск на могилу маршала Жукова, потребовалась целая танковая бригада. Но в случае с этим обелиском вряд ли даже несколько танковых бригад могли что-то сделать.

Адриан лукаво улыбнулся.

— Нет, правда, — настаивала Анна, — я немного знакома с законами физики и математики и ещё могу представить, что этот обелиск можно было как-то передвинуть на несколько десятков метров. Но сотни, тысячи километров? Не понимаю. Мне кажется это невозможным. Не суди строго — я ведь дилетант.

— Дилетант — это тот, которому говоришь, что этот обелиск был привезён из Египта, из Гелиополиса, императором Калигулой, — и он верит, и у него даже не возникает вопросов, как они могли сделать невозможное.

— А разве это действительно невозможно? — удивилась Анна.

— Но ты же сама только что так сказала, — рассмеялся Адриан.

— Я только хотела сказать, что не понимаю, как это возможно сделать, — сказала Анна в своё оправдание.

— Вот и я не понимаю, — согласился Адриан. — Не понимаю, как люди могут верить в такие сказки. Это ведь всё равно что верить, будто Елена, мать Константина, привезла в Рим лестницу Пилата. Нет, Анна, все эти артефакты были сделаны прямо на месте.

— В Риме? — не могла поверить услышанному Анна.

— Не только в Риме, но и у племён майя, и в Египте — везде, где встречаются обелиски. В какие времена они были созданы — этого сказать никто не может. Иероглифы могли быть высечены на них и позднее, гораздо позднее. Все эти обелиски, как и другие воплощённые в камне символы, свидетельствуют об одних и тех же распространённых по всей земле астрологических культах. Ты должна понимать, что кроме государственных, политических образований в древности, как и сегодня, были и есть институты надполитические, стремящиеся к контролю над ойкуменой. Жрецы и прочие руководители культов в разных странах были связаны между собой, образуя первую всемирную паутину — невидимую, но прочную. Поскольку далеко не все страны находились в добрососедских отношениях друг с другом, жрецам приходилось держать в секрете свои международные связи. Таким образом начали образовываться первые тайные общества. Безошибочные следы этих религиозно-политических институтов можно найти по всему миру. А здесь, в Ватикане, это уже не просто следы — тут все камни вопиют об этом.