Олег Жиганков - Римский Лабиринт

— Здравствуй, Альбина, — сказал он.

— На комплимент язык не поворачивается? — нервно рассмеялась она. — Да я и не напрашиваюсь. Но что, во имя всех святых, ты тут делаешь?

Она говорила так, будто Адриан жил где-то в далёких, враждебных землях или вообще был инопланетянин.

— Ты разве забыла? — отозвался он. — Я всё ещё живу в этом городе.

— Я не это имела в виду. Я видела, как ты только что чуть не попал под машину…

— Извини, не смог доставить тебе большего удовольствия.

— Брось, брось, Адриан, — Альбина достала сигарету и закурила. — Твоя смерть, а тем более на моих глазах, вряд ли доставила бы мне много радости.

Она протянула ему пачку сигарет.

— Я бросил, — тряхнув головой, как мальчишка, сказал он.

— Бросил? — удивлённо потянула она. — И давно?

— Какое это имеет значение — недавно.

Альбина внимательно осмотрела его с ног до головы.

— Ты неплохо выглядишь, — признала она, и в её голосе Адриану послышались завистливые нотки.

«Неужели это правда? Неужели эта богатая, свободная женщина, баловень судьбы, может в чём-то завидовать мне, изгою? Наверняка, это мне только показалось…» — мелькнула у него мысль.

И всё же Адриан действительно неплохо выглядел. Отёчность спала с его лица, и глаза снова зажглись прежним блеском, румянец появился под выцветшей было кожей. Кроме того, он был одет в новый и дорогой летний костюм. О таком костюме он мечтал, ещё будучи молодым преподавателем, — тонкая, прекрасная ткань подчёркивала каждое движение, сопровождая его ровной, как линия, волной воздуха и цвета.

— Спасибо, — поблагодарил её Адриан. Они не виделись с того дня, как его увели из зала суда. Он не получил от неё ни одного письма. Впрочем, за это был ей благодарен.

На некоторое время воцарилась тишина — им и сейчас нечего было друг другу сказать. Альбина подняла левую руку и поправила волосы. Адриан понял, что ему показывают обручальное кольцо. Он не знал. Он почти ничего о ней с тех пор не слышал. Молча кивнул, признавая факт её замужества.

— Я вполне довольна своим браком, — сказала она, стараясь выдержать его взгляд.

— Разве я тебя об этом спрашивал? — поинтересовался Адриан. — Зачем было лишний раз лгать?

— Ты совсем не изменился, — горько усмехнулась Альбина.

— Наверное, просто не оказалось условий для развития и перемен, — ответил Адриан.

— Зато у меня их было более чем достаточно, — заметила она. — После твоего ареста я очень прославилась.

Да, всё было точно так, как и десять лет назад, — именно так они и общались, даже когда были помолвлены. Наверное, потому, что у Альбины не было в душе такого фонтана жизни, как у Роберты, она приправляла их отношения изрядными дозами нервных стрессов и потрясений.

— Дети есть?

Она покачала головой, безразлично, как показалось Адриану.

— Работаешь?

— Нет. Муж работает — он один из управляющих в городском банке.

Это была попытка похвастаться, но голос у Альбины звучал неуверенно.

— А как твои дела? — спросила она в ответ, даже не из вежливости, а из нежелания говорить о себе. Адриану вдруг стало жаль эту женщину. По каким-то причинам прошедшие годы не принесли ей счастья, и скрыть это она была не в силах. — Чем занимаешься? Нашёл кого-нибудь — ну, я имею в виду…

— Женщину? — подхватил Адриан. Краем глаза он заметил Анну, стоявшую на другой стороне дороги. Через минуту-другую она будет здесь. — Да, — кивнул он уверенно. — Думаю, что нашёл.

Он видел, как тень зависти, почти ненависти промелькнула в глазах Альбины.

— Да? И кто же она? Твоя медсестра? — спросила она язвительно.

— Ну почему же медсестра? Я ещё вполне здоров.

Он глядел теперь, как Анна переходила улицу. Она была неотразима в своём белом платье, напоминающем лёгкие римские туники. Она шла исполненной грации и лёгкости походкой — спина прямая, как у всадника, стан гибкий. Золотые волосы покачивались при каждом её шаге и переливались на солнце тёплым, манящим светом. Прохожие оборачивались, чтобы посмотреть вслед этой молодой римской богине во плоти. Сердце Адриана заколотилось сильнее.

— Её зовут Анна, — сказал он.

Время убивать, и время врачевать.

Екклесиаст 3:3

1214, 7 июня, Абруццо

Ростом мальчик был чуть выше овечки, но его пушистые братья меньшие с уважением пропускали Пьетро, как будто даже низко кланялись, когда уверенной походкой мальчик направлялся куда-то сквозь согнанное на деревенский двор стадо. Наблюдая за своим сыном из окошка, Мария подумала, что, возможно, когда-то он станет добрым пастырем, помазанником Божьим, таким, как братья Вальдо и Франциск. А в том, что Пьетро особенный, у Марии сомнений не было. Даже в том, как слушались маленького мальчика овцы, она замечала предзнаменование его избранности. Мария давно уже решила посвятить этого ребёнка Господу, но для этого надо было ещё вырастить его, сохранить живым и здоровым.

А это было не просто. Их семью уже коснулась язва — болезнь, которая пришла в деревню из города. В горячке сгорела по крайней мере треть Изернии и четверть их деревни. Их семью ударило в самое сердце: в один день умерли старшая дочь, невеста уже, и муж, Ангелериус. Сама Мария чудом осталась в живых — думала, не выйдет уже из горячки. Но милостив Господь — на кого же детей малых оставлять? Выжила. Тянула на себе всё хозяйство, ухаживала за детьми.

Со смертью мужа семейство быстро обеднело, как мелеет пруд, когда прорывается плотина. Кажется, вот ещё чуть-чуть — и дети будут голодать, и ты будешь задыхаться, хватать ртом воздух, как рыба, оказавшаяся на отмели. Но каждый раз Бог миловал, и семейству хватало пищи.

Тем временем маленький мальчик приблизился к цели своего похода, и когда Мария увидела, в чём эта цель состояла, кровь застыла у неё в жилах.

— Нет! — закричала она что было сил, но было уже поздно. Маленькая цепкая ручка, потянувшись вперёд и вверх, крепко ухватила колечко кабаньего хвоста и дёрнула вниз.

Мария стремглав вылетела из хижины и побежала, спотыкаясь об овец и расталкивая их, к тому месту, где происходила расправа над её милым сыночком, к тому месту, от которого испуганно отпрянули овцы и откуда доносились крики Пьетро и храпение рассвирепевшего борова. Когда Мария прибежала к загону, она увидела, как боров топчет Пьетро копытами, рвёт ему клыками грудь, кусает за голову, лицо. Пьетро душераздирающе кричал от боли.

Мария прыгнула на кабана, но тот не обратил на неё никакого внимания, словно она была не человек, а муха, и продолжал рвать плоть её сына. В руке Марии блеснул нож — она сама не помнила, откуда он у неё взялся. Мария всадила клинок в шею борова, и тот наконец заметил её. Он бросил грызть Пьетро и в бешенстве попытался стряхнуть женщину со спины. Но она вновь всадила в него нож, и ещё, и ещё… Тягучая и липкая, как эль, кровь ослепила Марию, залила ей лицо и глаза. Но она продолжала колоть и колоть ревущее и хрипящее тело, пока то не обмякло и не рухнуло на землю, корчась в предсмертных судорогах.