Олег Жиганков - Римский Лабиринт

1214–1225, Абруццо

Происшествие с боровом и долгая болезнь, последовавшая вслед за этим, надолго вывели маленького Пьетро за пределы обыденной жизни, окунули его в неведомое прежде состояние бреда и полубреда, боли и одиночества. Пока он был слаб и не мог ходить, то проводил много времени, лёжа за домом в тени огромного дуба, куда его выносили каждое утро братья. Там его и кормили, туда приходила к нему мать, забегали проведать братья и сёстры. Но было время уборки урожая, и ни одна пара рук не была лишней. К тому же Пьетро постепенно начинало нравиться его уединение. Глядя через просветы в шатре листьев в высокое, светлое днём и тёмное, глубокое, усыпанное звёздами небо ночи, Пьетро думал о Том, Кто создал всё это великолепие. Иногда, в полусне, в полумолитве, за зелёным пологом листьев, за звёздным шатром неба Пьетро чудилось видение неземной славы, струение тихого света, которым всё вокруг озарялось и который тихо втекал теперь в него, наполняя мальчика такой радостью, что иногда он совершенно не чувствовал своего тела.

Когда Пьетро пошёл на поправку, стало ясно, что ему уже никогда не быть прежним маленьким мальчиком. Глубокий шрам, пролёгший через всю левую половину лица, и тихий свет, струящийся из его глаз, придавали Пьетро недетский вид. Он по-прежнему оставался деревенским мальчуганом, в обязанности которого входило чистить хлев, собирать дрова, кормить животных, помогать в огороде. Но хотя Пьетро прилежно выполнял свои обязанности, всем было ясно, что мыслями и сердцем он находится где-то ещё. Это отдалило Пьетро от всего семейства, живущего одною жизнью с землёй. И только мать и крёстный Пьетро, казалось, понимали, что с ним происходит. Крёстный научил Пьетро читать и снабдил его отрывками из евангелий, а также книгой под названием «Житие святого Антония».

Пьетро начал читать эту книгу, но в скором времени бросил — ему стало страшно от тех ужасов и искушений, которым подвергался святой Антоний. Дошло до того, что ночами его и самого стали преследовать кошмары. Ему снились страшные звери, которых он никогда в жизни не видел, а только слышал о них, — львы, скорпионы, страусы, крокодилы. Они гнались за Пьетро, кричали вслед ему страшными голосами, хотели разорвать его на части, сожрать. Но Пьетро, хоть ему и было очень страшно, останавливал этих чудовищ своею молитвою, именем Иисуса Христа.

Были ночи, когда демонов, атаковавших Пьетро, было особенно трудно унять. В такие ночи Пьетро кричал во сне, поднимая переполох в семействе. Братья будили его, поливали холодной водой, давали подзатыльники, выгоняли ночевать на двор или в хлев. Но и там страшилища настигали и набрасывались на него. Пьетро иногда не спал по нескольку ночей, боясь своих мучительных кошмаров.

Тем временем по деревне быстро прошла молва о том, что по ночам Пьетро сражается с демонами. Поскольку количество демонов ограниченно и они, в отличие от Господа Бога, не могли быть в двух разных местах одновременно, родственники и соседи с радостью готовы были препоручить Пьетро своих демонов. В те ночи, когда Пьетро громко кричал во сне, соседи особенно хорошо спали — они знали, что все бесы сейчас при деле.

Молва о мальчике-подвижнике вырвалась за пределы их деревни и распространилась, с невероятными преувеличениями и присказками, по всей округе. Это была добрая новость, и люди её охотно принимали — всем было известно, как сильно ненавидят бесы святых. А потому, забыв про других, они ополчаются на святого войной, и пока они там воюют, остальные живут в мире и покое. Крики Пьетро сделались колыбельной для деревни. Даже братья стали больше уважать своего младшего.

Крёстный, однако, совсем не рад был тому, что происходило с Пьетро. Он настоял, чтобы тот дочитал-таки до конца «Житие» Антония. К своему изумлению, Пьетро обнаружил, что Антоний не только умел живописать нападки врага, но и давал советы относительно того, как им противостоять, как повергнуть противника. Его путешествие в невидимый мир духовной борьбы продолжилось.

«Демоны бывают коварны, — читал он у святого Антония. — Они готовы принять на себя любые формы, представиться кем угодно. Они будят нас среди ночи и не позволяют уже заснуть». Всё это Пьетро, конечно, знал из своего собственного опыта.

«С Божьей помощью, — узнавал далее Пьетро, — мы можем отличать духов — от Бога ли они? Присутствие святых духов не устрашает и не тяготит. Они не поднимут голоса своего, не заплачут, не закричат. Присутствие их тихо входит в сердце, наполняя его счастьем и ликованием, даруя душе твёрдость и покой, потому что Господь, радость наша, близок к ним. И тогда душа насыщается небесной любовью, освещается тихими лучами счастья с небес, ликует воздыханиями неизреченными».

И это было знакомо Пьетро. Но только сейчас, когда он с трудом, с помощью своего крёстного отца, «пробирался» через книгу, в которой не понимал и половины слов, Пьетро стал осознавать, как сильно желал бы снова и снова пребывать в благодатном присутствии Божием. Пусть это не принесёт ему той славы, которой наделила его борьба с демонами, — Пьетро не хотел славы. Он только желал тихого дуновения благого Духа, наполняющего его сердце невыразимой радостью.

«Просите — и дано вам будет», — помнил Пьетро слова Спасителя, которые он прочитал в отрывках из Евангелия и знал наизусть. И он стал молить Бога о встрече. И однажды ночью, когда он, стоя на коленях, молился в хлеву, вся комната вдруг наполнилась чудесным светом, а животные как-то притихли, замерли, так что стало слышно выходящее из их ноздрей дыхание. Сам Пьетро испытал необычайную радость. Свет был вокруг него, но ему казалось, что он проникал и внутрь его, делая тело невесомым, поднимая его выше и выше над землёй. И вот уже он далеко ото всего, что ему было знакомо, стремится куда-то в небо, к свету. А затем Пьетро явился Ангел, который сказал ему: «Услышаны, Пьетро, твои молитвы. Когда зло будет страшить, рука Господня даст тебе силы. Чрез великое смирение пройдёшь к великой славе».

Когда свет рассеялся, Пьетро увидел, что он всё там же, в хлеву, среди животных, в глазах которых сейчас читались удивление, испуг и радость одновременно. Значило ли это, что они тоже видели то, что он видел? Слышали то, что он слышал? Ничего не изменилось кругом, но всё странным образом преобразилось, предстало Пьетро в другом свете. Ему казалось, что в этот миг, стоило ему только сосредоточиться и задуматься, он угадал бы исконную сущность и назначение звёзд, сияющих сквозь дырявую крышу хлева, понял бы значение каждого вздоха старой овцы на сене, жужжания каждой мошки, дуновения ветерка. Всё было не случайно, всё происходило по премудрой Божьей воле, и он, Пьетро, сделался сопричастником этих таинств. Он испытал прикосновение Вечности, будто побывал на своей настоящей, дальней родине, в которую ему надлежит когда-то отправиться. «Чрез великое смирение пройдёшь к великой славе», — всё ещё звучали в его ушах невыразимо сладкие слова Ангела. Пьетро не чаял земной славы — он знал, что Ангел говорит о славе небесной, о том, что Пьетро предстоит смирением войти в славу Царства. Он не мог уже сдерживать переполнявших его слёз счастья. Он рыдал, задыхаясь от этого нежданного дара, улыбки Небес.