Ричард convertfileonline.com - _2016_02_09_21_40_03_404

Мне трудно судить о том, как Брукс пришел к таким выводам. Возможно, он гостил у студентов Принстона недостаточно долго, чтобы увидеть, чем они занимаются, когда ровесники их родителей ложатся спать. Ему следовало бы посмотреть, как живут мои студенты, которые много работают, но и много развлекаются. И они не видят никакого противоречия между организацией, дисциплиной и удовольствием: все это отражение разных элементов креативного этоса. Может, проблема в том, что Брукс, придерживаясь того же устаревшего подхода, что и до него Дэниел Белл, стремится донести до читателей идею, что богемность 1960-х была приемным ребенком, который не представлял большой ценности для общества — и которого не следовало брать в свой дом [17].

Ассимиляция богемной культуры

Интересно, что критики из числа либералов также считают слияние богемы и буржуазии опустошающим душу, но в другом смысле. «Бизнес считает себя модным», — пишет политолог и культуролог Томас Фрэнк, выдвигая предположение, что возникновение новых альтернативных культур — это не более чем один из аспектов капитализма. Никакой контркультуры больше нет — если она вообще когда-либо была [18].

По мнению Фрэнка, даже само слово «контркультура» — неправильный термин. Контркультура была (и остается) массовой, а массовая культура — канал для продажи товаров. В своих бестселлерах One Market Under God («Единый рынок по воле Божьей») и The Commodification of Cool («Превращение культового в товар») Фрэнк с горечью описывает процесс поглощения капитализмом символов контркультуры в результате наплыва новых модных продуктов и рекламных тем, ориентированных на потребителей, которые стремятся к ней приобщиться [19].

На протяжении последнего десятилетия тенденции, описанные Фрэнком, продолжали стремительно развиваться. Например, песни в стиле джаз-рок, которые исполнял культовый представитель андеграунда Ник Дрейк, используются в рекламе автомобилей Volkswagen. Целым поколениям оригинальных новых музыкантов, от групп 1960-х до панков и исполнителей регги и хип-хопа, пришлось поступиться своей творческой целостностью и бескомпромиссной политической позицией под натиском звукозаписывающих компаний, которые превратили их творчество в продукт потребления. В итоге их произведения звучат в офисах в качестве фоновой музыки, чтобы сотрудники почувствовали свою причастность к альтернативной, даже подрывной, культуре, тогда как на самом деле они работают не покладая рук на «Вавилон».

Однако либеральная критика звучит столь же фальшиво, как и консервативная. Миллионы людей так и не услышали бы произведений многих прекрасных музыкантов ни в записи, ни на концертах, если бы их не продавали на массовом рынке. И давайте не будем забывать, что многие из этих музыкантов хотят , чтобы их песни продавались. Исполнители хип-хопа, которые носят медальоны с изображением знака доллара на золотых цепочках и поют о деньгах и шикарных автомобилях, не прибегают к поэтической иронии. Они на самом деле хотят заполучить ваши деньги.

Продажа произведений на массовом рынке не всегда негативно сказывается на художественной целостности. Боб Дилан добился успеха как исполнитель фолк-музыки и баллад в стиле южного блюза, используя при этом только гитару и губную гармошку. А затем, в 1966 году, состоялся печально известный концерт в Манчестере, во время которого Дилан вышел на сцену с электрической гитарой в сопровождении рок-группы. Публика была в ярости. Один из присутствующих во весь голос крикнул: «Иуда!» Но Дилан не совершал никакого предательства. Напротив, он уже создал себе имя как исполнитель традиционной музыки. Отклонившись от проверенного и по-прежнему плодотворного пути, он рисковал не только своим именем, но и коммерческим успехом. Сейчас этот концерт в Манчестере считается историческим событием в современной музыке. Один критик утверждает, что поток звука, который создали в тот вечер Дилан и его группа, стал прототипом панк-рока — «за десять лет до Джонни Роттена» и «в гораздо лучшем исполнении».

Безусловно, Дилан продолжал экспериментировать снова и снова, делая экскурсы в музыку кантри в нэшвильском стиле, христианскую музыку и многие другие жанры. Художественная целостность не сводится к бесконечному повторению того, что делал музыкант раньше. А успех и признание позволяют артистам экспериментировать, идти на творческий риск [20]. Взять хотя бы Beatles и их альбом Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band («Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера»), или погружение Питера Гэбриела в мир этнической музыки, или увлечение Стинга экзотической музыкой: широкая публика так и не услышала бы всю эту музыку, не стань ее исполнители к тому времени настолько успешными.

Что касается опасений по поводу того, что массовый рынок убивает политическую позицию артистов, уверяю вас: в данном случае слухи о смерти сильно преувеличены. Начнем с того, что за редким исключением большинство продуктов культуры содержат малую долю политического содержания. Многие теоретики культуры предпочитают рассматривать граффити и рэп как политические движения, выражающие голос угнетенных. Такое абсурдное мнение наносит ущерб как политике, так и искусству. Истинные политические движения, от движения за соблюдение гражданских прав до низовых организаций правого толка, — серьезные политические проекты, реализация которых требует больших усилий и ориентирована на достижение конкретных политических целей. Порой эти движения используют в своей практике некоторые виды искусства, но не вырастают из них. Между тем большинство хороших рэперов и художников, рисующих граффити, похожи на всех остальных творческих людей. Все, что им нужно, — это совершенствование своего мастерства и самовыражение. Они тратят на свои занятия много времени — это хорошо известно тем, кто живет с ними по соседству. А если при этом им удается заработать, это просто замечательно.

Последний аргумент, который часто звучит как со стороны правых, так и со стороны левых, состоит в том, что продажа произведений альтернативной культуры на массовом рынке производит нежелательный нивелирующий эффект, при котором высокое искусство спускается до низов, а низкое или примитивное — превозносится до уровня, которого не заслуживает. Такая точка зрения основана на сомнительном предположении о существовании двух видов искусства: высокого и низкого. Однако еще десять лет назад писатель Джон Сибрук доказал, что нет высокого и низкого искусства, есть просто искусство, лишенное всякой иерархии, — ноуброу53 [21]. В действительности становление креативной экономики сопровождается слиянием таких сфер деятельности, как инновации (технологическая креативность), бизнес (экономическая креативность) и культура (художественная и культурная креативность), причем это процесс более глубокий и мощный, чем он был раньше.