Ричард convertfileonline.com - _2016_02_09_21_40_03_404

Истинное наследие 1960-х

Консервативные ученые торжествовали, а либеральные сокрушались, когда в 1980-х годах начали увядать некоторые плоды так называемой революции 1960-х. Многие важные законодательные акты той эпохи были отменены администрациями Рейгана и Буша, а лидеры культурной богемы оказались преданы забвению вместе с теми движениями, которые они представляли. Лекторы начали использовать имя Тимоти Лири, для того чтобы привлечь слушателей на свои лекции. Бывший коллега Лири Баба Рам Дасс (он же Ричард Алперт) удалился в ашрам54 и занялся там песнопениями. Эбби Хофман и Ричард Бротиган ушли в мир иной; Джими Хендрикс, Джим Моррисон, Дженис Джоплин и другие умерли еще раньше. Какое-то время казалось, что старая корпоративная система, основанная на протестантской трудовой этике, снова заняла господствующую позицию, а оставшиеся в живых представители поколения Вудстока отошли на второй план и занимались тем, что выпускали альбомы-посвящения. Варвары были изгнаны за ворота, а значит, можно снова заняться обычными делами.

Однако все сложилось совсем не так. Больше не было ни 1960-х, ни 1980-х, ни богемы, ни буржуазии — вместо этого открылся путь к чему-то совершенно новому. Великим культурным наследием 1960-х оказался не Вудсток, а то, что возникло на другом краю континента, — Кремниевая долина. Это место, расположенное в самом сердце района залива Сан-Франциско, стало испытательной площадкой для нового креативного этоса. Если в работу можно внести элемент эстетики и переживания; если она может быть духовной и полезной скорее в поэтическом смысле, а не с точки зрения чувства долга; если организационные ограничения и инертность старой системы можно преодолеть; если такие богемные ценности, как индивидуальность (которая, к слову сказать, и проверенная временем американская ценность), можно привнести в рабочую среду — то появляется шанс выйти за рамки устаревших категорий. И хотя в наше время Кремниевая долина представляет собой несколько не то, что в прошлом, возникший в ней этос выдержал испытание временем, широко распространился и продолжает охватывать все современное общество. Стабильность этого процесса объясняется тем, что, в отличие от Вудстока и Хайт-Эшбери (равно как и в отличие от субкультуры битников 1960-х или богемных завсегдатаев парижских кафе — от Бодлера до Гертруды Стайн), он опирается на широкую и устойчивую экономическую базу. Новый этос захватывает мир труда и личной жизни, в корне меняя их и сплетая в единое целое.

В отношении 1960-х существует множество стереотипов, которые влияют на представление об этой эпохе. Однако то были непростые времена, а все, что тогда происходило, нельзя считать феноменом одного поколения. Множество разных движений и школ мысли (которые формировались порой на протяжении десятилетий, а у их истоков стояли люди намного старше послевоенного поколения, такие как Мартин Лютер Кинг-младший и Бетти Фридан) вышли на первый план в эпоху социальных волнений — с средины 1950-х, когда на юге США возникло серьезное движение за права человека, и почти до конца 1970-х. Однако общая черта большинства этих движений состоит в том, что они не были ориентированы на кардинальную трансформацию сферы труда и экономики. Движение за гражданские права и права женщин затрагивало сферу труда только в плане борьбы за предоставление равных прав на рабочих местах и справедливое обращение с определенными социальными группами. Многие ораторы, произносившие громогласные речи, призывали к кардинальному изменению экономической системы, но эти призывы так и не осуществились на практике. Точно так же движение в защиту мира выступало с резкой критикой в адрес военно-промышленного комплекса, о формировании которого предупреждал еще бывший президент Дуайт Эйзенхауэр, но при этом оно ставило перед собой цель уменьшить влияние этого комплекса, а не сделать так, чтобы система работала по-другому. Социализм в чистом виде не закрепился в США, даже во времена Великой депрессии. И хотя, по большому счету, профсоюзы добились значительных успехов в защите интересов рабочих, они занимались в основном обеспечением равновесия власти в сфере труда. Главным образом благодаря усилиям профсоюзов на протяжении многих десятилетий у рядовых работников повышалась заработная плата, сокращалась продолжительность рабочего дня, улучшались условия труда, предоставлялись социальные гарантии, а также такие права, как участие в переговорах по поводу заключения коллективных договоров и возможность опротестовать увольнение. Тем не менее все эти полномочия и права находились в рамках существующей экономической системы.

Богемная контркультура района залива Сан-Франциско дала начало самым разным явлениям и событиям: появлению поэтов поколения битников в 1950-х, движению за свободу слова в Беркли в 1960-х и «лету любви» в 1966 году. Эта контркультура включала в себя целый диапазон взглядов на труд и экономику. Некоторые представители движения хиппи предпочитали вообще не работать, добывая средства к существованию не совсем честно или рассчитывая на щедрость своих друзей или родителей. Кое-кто пытался обобрать систему, прибегая для этого к методам, описанным в книге Эбби Хоффман Steal This Book55. Многие выбирали стратегию вынужденного сосуществования с системой. Найди работу, даже приведи в порядок волосы, если нужно; зарабатывай деньги, которые тебе необходимы, — и делай, что должен, но не более того.

Предпринимались также попытки создания альтернативных экономических систем: фермерских общин, зачастую расположенных в отдаленных сельских районах, а также урбанистических экспериментов, как в случае диггеров в Сан-Франциско. Позаимствовав свое название у общественного движения в Англии XVII столетия, диггеры продвигали идею создания системы в системе, в основе которой лежал бы «свободный» рынок в буквальном понимании. На этом рынке не должно быть ни денег, ни бартерных сделок. Если вы работаете в свободной (то есть бесплатной) клинике, то должны предоставлять свои услуги, не взимая за это плату, но при этом можете брать любые нужные вам товары в бесплатных магазинах, бесплатно ремонтировать автомобиль и так далее. В идеале, если устранить необходимость и стимул зарабатывать, люди занимались бы только тем, к чему они действительно неравнодушны, подчиняясь только собственному творческому порыву или чувству долга. Диггерам действительно удалось воплотить некоторые элементы своей системы в жизнь, но этот процесс так и не достиг критической массы, чтобы выстоять в рамках более крупной системы, функционирующей по совершенно другим законам.

Примерно то же происходило и со многими другими экономическими экспериментами той эпохи. Некоторые были достаточно интересны, но слишком ограничены масштабом и местной спецификой. Большинство из них сворачивалось уже через несколько лет, превращаясь всего лишь в примечание к истории того периода. Но при этом сохранились некоторые богемные темы, лежавшие в основе всех этих экспериментов, в том числе общая неприязнь к крупным организациям и бюрократии. Многие так называемые радикалы 1960-х, как и первые представители богемы до них, считали существующую капиталистическую систему деспотичной и обезличивающей, каким бы ни было соотношение сил в ней. Они были убеждены в том, что повышение благополучия и благосостояния людей должно быть главной целью как самого труда, так и его результатов, а не побочным продуктом невидимой руки рынка.