Ольга Перовская - Остров в степи

Он был вовсе не такой уж большой, голова только высокая. Во всяком случае спеси в нем было гораздо больше, чем роста. А держался он так важно, ну, прямо как верблюд.

Но ведь у верблюда, не забывайте, горб или даже два горба. Потом он очень большой. Потом верблюд уже тысячи лет трудится на пользу человека. Ему есть чем гордиться и даже плевать на всех.

А Пахомову Америку и открыли-то недавно, раньше про нее даже не знал никто. Сам он низенький, на коротких мозолевых ножках, а шея такая длинная, что просто смешно. Гораздо длиннее ног.

Ну, разве можно такому уродцу важничать и равняться с верблюдом? Правда, когда-то у лам и верблюдов был один и тот же родитель. Но ведь это было очень давно, и кроме того я не думаю, чтобы Пахом мог догадываться об этом.

Девочки не видели, что Пахом смотрит на них сверху, через забор. Они все еще заглядывали в щелку, и им видна была только его грудь да ноги. Лена совала в щель корочку хлеба и уговаривала его.

— На, на, Пахомчик! Возьми, не бойся. Ой, какой он патлатый! Смотри, Варя: шерсть, как сосульки, висит.

И вдруг этот нахальный Пахом взял да и плюнул на них. Вот как он поблагодарил девочек за то, что они хотели угостить его хлебцем.

— Ну, распустили животных! — сказала Варя в точности так, как говорил ее отец.

Лена вытерлась рукавом и погрозила Пахому:

— У, ты, дурак! Вот позову Индейца с Матвейкой, так они тебе нахлещут по морде.

Корочка осталась торчать в заборе. Пахом увидел ее и даже понюхал издали. Но он не решился взять ее губами, потому что не мог понять, к чему это клонится.

Наверно, чтобы показать все свое презренье и к этой корке, и к человеческим детенышам, он поднялся на задние лапы и так прошелся вдоль забора. Потом остановился и что-то прокричал таким уморительным верблюжьим голосом, что девочки, забыв про обиду, упали от смеха на траву.

Три самки-ламы давно уже бросили пастись и с удивлением глядели на Пахомовы выкрутасы. Когда дело дошло до того, что Пахом заходил на пальчиках, а передние лапы стал прижимать к своей патлатой груди, самки вылупили глаза и все вместе отправились тоже к забору.

— Ламихи идут! Варюшка, беги скорей, позови ребят.

Пришли удалые ребята — Индеец и Матвейка. Они еще по дорого придумали, как отомстить Пахомке.

— Вот что, — сказал Индеец. — Тебя, Варька, мы посадом туда, к ламам. Ты только побеги от них край забора. А мы па столбах притаимся. Как они припустят за тобой, да как побегут мимо нас, так мы и повесимся на них. А уж тогда накатаемся, сколько хочешь.

— Я боюсь. А если они заплюют меня до смерти?

— Кто-то им даст! Гляди, какой бич — видишь? И у Матвейки такой же.

Мальчишки оглушительно щелкнули бичами, и у Вари пропали сомнения.

— А Ленка? — спросила она, уже влезая на. забор. Пускай она тоже спустится к ламам.

— Нет, я буду кататься на Шоколадке. Ты только сумей подманить их под самый забор.

Очутившись в загоне одна перед ламами, Варюшка сначала оробела. Но сквозь щели забора на нее смотрело шесть строгих глаз. Надо было показать свою храбрость.

— Ну, вы, Степки-растрепки! — крикнула она изумленному стаду. — Вот я на вас хрр… тьфу! Ну-ка, посмейте на меня плюнуть!

И Варюшка, высоко задрав нос, побежала у самого за бора.

Почти ни одно животное, в том числе и человек, не может видеть убегающего, чтобы не погнаться за ним. Ламы все разом поприжимали уши и кинулись догонять.

Варюшка уголком глаза успела заметить столб, к которому прилепился Индеец. Не замедляя бега, она пробежала мимо него. И только она это сделала — сзади кто-то резко толкнул ее в спину. Девочка ткнулась носом в траву.

В тот же момент раздался сердитый рев лам. Чьи-то ноги мазнули ее по затылку. Дальше она услыхала восторженный хохот и крики:

— Индеец прицепился! Индеец поехал! Глядите: он скачет верхом на Гордячке!

По степи неуклюже скакали ламы. На спине у Гордячки, крепко вцепившись в ее густую шерсть, подпрыгивал Индеец. Матвейка с Леной бежали к Варюшке.

— А я промахнулся, — оправдывался Матвейка. — Пахом отпрыгнул от меня как раз, когда я…

— А я целилась на Шоколадку, но она как прищурилась на меня, так я и не смогла. Я аж с забора свалилась прямо на землю.

Ламы оправились от испуга и почуяли, что на Гордячке сидят совсем неопасный враг. Они сразу остановились, а Гордячка даже легла.

Индеец попал в трудное положение: один в степи, под ногами у рассерженных лам. Он, правда, не струсил и быстро вскочил па ноги. Но в это время Пахом сзади пребольно укусил его за мякоть.

Ай! — вскрикнул мальчик. — Брысь ты, проклятый!

Пеструха сбоку цапнула его за ухо.

Ой-ой! — Из глаз у него брызнули слезы. — Уйди, гадина, я тебе вот…

Пахом и Шоколадка с двух сторон вцепились в рубаху и разорвали ее пополам.

— Ай, убивают! Спаси…

Индеец вынырнул из-под морды Пеструшки и кинулся бежать. Матвейка с девочками в ужасе застыли на месте. На их глазах Пахомка опять сшиб Индейца и вцепился в его штанишки. Дети принялись дико кричать.

Эти крики услыхали Павел Федотыч и я.

— Что такое? Где это? Бежим скорей — несчастье!..

В загоне Пахом расправлялся с Индейцем. Ламихи смотрели на это холодно и справедливо. Перепуганные ребята горько рыдали.

— Папочка, отгони! — закричала Варюшка. — Вот у Матвейки кнутик есть.

Павел Федотыч отогнал лам и поднял избитого мальчика. У него сочилась кровь из уха и из голого бока. В разных местах виднелись ссадины и следы ударов! Павел Федотыч попросил меня отвести мальчика к доктору.

— А вы все ступайте за мной, — строго приказал он Матвейке, Лене и Варюшке.

— Нет, мы тоже пойдем до больницы, — возразил хитрый Матвейка. — Может, Индеец умрет или сбегать за чем надо будет.

Я поняла, что ребятам теперь может здорово влететь.

— Верно, — сказала я. — Пусть они лучше сначала помогут товарищу, а вы им велите притти немножко после. Ну вот, прямо из больницы пусть и придут.

Павел Федотыч сердито кивнул, буркнув что-то под нос, и мы пошли до больницы.

— Еще, главное, говорят — в Америке она будто домашняя, — ворчал по дороге Матвейка. — Будто на ней там вьюки возят, в индейских горах. Да я бы такую поганку кнутом бы так нахлестал!..

— Подожди, брат Матвейка. Еще неизвестно, кого из вас нахлещут, — слегка намекнула я.

— Тетя Оля! Что нам теперь делать? Этот папка такой злой! Ну, прямо как Пахом.

Я засмеялась. Маленький и осанистый Павел Федотыч и в самом деле был очень похож на маленького и важного Пахома.

— Ты смеешься, — упрекнула меня Лена. — А нас, может быть, из школы прогонят. Летось одного прогнали за то, что страусные яйца воровал. Тоже Павел Федотыч потребовал.