Ольга Перовская - Остров в степи

— А ты за чуприну его, чего на него глядеть?

Старуха увидала, что над ней смеются, и рассвирепела еще больше. До самого базара она ни разу не передохнула. Бедный старик уже не слышал, что она говорит. Он только подсчитывал про себя все новые и новые клички, которые она давала ему:

— Витютень — раз… Дохлый мерин — два… Старое мочало — три… Горшок без дна — четыре… Кислая тюря — пять…

Наконец он вздохнул свободно: приехали на базар — кажется, теперь все.

Не тут-то было! Она потребовала, чтобы непременно вот сейчас же итти жаловаться на лошадей начальству.

— Да куда я пойду срамиться с тобой? — попробовал возразить старик.

— Ага! Тебе, значит, наплевать? Добро пускай пропадает, а тебе наплевать? Целое лето работали, а ты…

Старик плюнул и пошел. Она привела его в большой белый дом и там потребовала, чтобы ей подали самого главного начальника. К ней подходили завхоз, Август Иваныч, Павел Федотыч — нет, ей надо самого главного. Пришлось провести ее к директору.

— Ну, что у вас там, дедушка? — спросил директор.

— Да ваши ж тигры полосатые, — затараторила старуха, — напали, воз, опрокинули, арбузы погубили, советская власть не для этого у нас, чтобы…

— Подожди, бабка. Сколько у вас арбузов пропало?

— Сколько пропало? — Старуха смекнула, что дело может обернуться выгодно, и брякнула: — Шесть десятков!

Старик аж рот разинул от изумления.

— Шесть десятков? — удивился директор. — Ого! Это порядочно. А почем они сейчас, арбузы?

— Какие по рублю, какие по рубль двадцать. А наши самые лучшие. Мы по два продаем. А еще они, проклятые, разбили у нас четверть с керосином. Полна четверть была.

Как ни крепился старик, а тут уж он не мог выдержать.

— Да брешет же она! Не верьте вы ей. Арбузов у нас восемь штук разбилось. Красная цена им по полтиннику. А керосину — мы и пустую-то четверть дома забыли.

Директор засмеялся и заплатил им пять рублей. Когда они вышли, в открытое окно долго еще слышен был скрипучий, въедливый голос старухи:

— Ах ты, чобот безмозглый! Ах ты, осина горькая! Счастье ему, дурню, в рот влезло, а он взял да и выплюнул его…

Директор сделал нагоняй Павлу Федотычу, и в следующий базарный день возле табунка с самого раннего утра ходил пастух.

Лошади мирно пощипывали траву. Когда вдалеке проезжали мажары по шляхту, Минна настораживала уши и громко лаяла. Пастух кричал на нее, хлопал бичом — она успокаивалась.

По вот на шляхте показалась одинокая подвода. Минна поглядела на нее и вдруг без всякого лая бросилась бежать. Весь табунок помчался за ней. Пастух кричал, ругался, хлопал — куда там! Их уж и след простыл.

Правда, на этот раз табунок немногим поживился. Мажара оказалась конной, и колхозник ускакал, потеряв только один арбуз. Но все-таки это уже начинало становиться похожим на самый настоящий разбой. Пришлось Минну в базарные дни до обеда оставлять в загоне.

Как только это начали делать, разбой прекратился. Правда, лошади при появлении мажар на шляхте поднимали головы и настораживали уши, но теперь у них не было самого главного — вожака. Без вожака они ничего не могли сделать.

Однажды в Москве, в большом важном доме, собралось много людей. Все эти люди отлично знали зверье. Один из них вырос и состарился с голубым песцом. Другой лучше, чем своих детей, умел воспитывать и растить чернобурых лисиц Третий точно узнал, почему ценный зверек — соболь — не хочет в неволе приносить соболят, и, узнав это, добился того, что соболята стали рождаться в клетках почти так же, как на воле.

В большущей комнате, в которой собрались эти люди, за столом сидел высокий старик со смелым бритым лицом. Это был известный ученый. Он своими трудами принес много пользы советскому государству. Все, кто приходил, сейчас же поворачивались и смотрели в его сторону.

Но, повидимому, их интересовал не сам знаменитый ученый. Когда он вставал с места и отходил, люди все с тем же интересом продолжали смотреть в ту сторону. А там и не было ничего, только один дубовый стул да какой то ящик, прикрытый брезентом.

Когда все стулья в комнате были заняты, бритый старик встал и начал говорить. Он говорил о теплых шапках, воротниках и шубах.

— Если природа не умеет производить их столько, чтобы зимой всем было тепло, — сказал старик, — то надо помочь природе; надо найти и развести такого зверя, чтобы он быстро плодился, давал бы много теплых шкурок и чтобы кормить его ничего не стоило.

Люди в большой комнате почесали затылки. Надо-то надо, да где его взять, такого зверя? Нет такого.

— Как нет? — горячился ученый. — Одного такого зверька мы уже нашли. Это мускусная крыса — ондатра. Она переселилась из Северной Америки к нам, в Архангельский край, и там отлично разводится в болотах и озерах. Но ондатра слишком мала. Кроме того, она может жить только на севере. А нам надо заселить таким зверем и юг. Только тогда у нас зимой каждый сможет закрыться от холода теплыми шкурками.

Оказывается, старик нашел еще одного зверя. В то время, когда наши школьники ежились от январского мороза и терли побелевшие носы, этот бездельник валялся под чайным кустом и спал, разомлев от жары. Там, у него на родине — и Южной Америке, в долине реки Пилькомайо, самые большие «холода», какие бывают, это восемь градусов тепла. А январь там, как у нас июль, — самый жаркий месяц лета.

В тенистых сырых зарослях на Пилькомайо никогда не бывало людей. В чаще кустарников и вечнозеленых деревьев целыми днями тараторили разноцветные попугайчики-арара. А внизу, под широкими листьями, расхаживали «они», вот эти самые звери.

Попугайчики свешивали вниз головы, приглядывались и подымали испуганный крик. Они очень боялись змей, а за этими зверями, куда бы они ни шли, всегда волочились, как пришитые к ним, длинные голые змеи — хвосты.

Звери много плавали, ныряли и забавлялись со своими маленькими. По вечерам, когда на Пилькомайо затихала болтовня попугайчиков, они негромко перекликались. Их крик был похож на тихий стон или плач ребенка. Таким странным голосом они выражали свою радость, здоровье и полное довольство жизнью.

Этот зверь, — рассказывал бритый старик, — называется болотный бобр, или нутрия. Индейцы называют его еще «коипу». Любит он больше всего на свете камыши и тихую воду мелких озер, речек и болот. Мех у него теплый, пушистый и мягкий — значит, и маленьких холодов он не испугается. Хотя, впрочем, это еще надо проверить. Расходов и хлопот для него не требуется никаких. Самки его приносят маленьких пять раз в два года, по семь-восемь штук каждый раз. Вид у этого зверя… Да вот я вам сейчас, покажу его.