Ольга Перовская - Остров в степи

Тогда Сорочко аккуратно положил возле гнезда папку, а на папку — белый лист. Затем он взял правую ногу Самума и подержал ее лапой кверху, пока Лена густо намааывала ее жидкой сажей. После этого лапу плотно прижали к белому листу, так что на нем отпечатались два огромных страусиных пальца.

То же самое проделали с Высокой. Страусы удивлялись и на всякий случай сердито шипели, прикрывая детешат. А люди были вполне довольны. Когда отпечатки высохли, они бережно сложили лист вчетверо и завязали в лапку.

— Ну, — сказал Сорочко страусам, отцу и матери, теперь у меня смотрите, не подкачайте. Дело, братцы, серьезное, и если вы провалитесь, то не видать вам больше маленьких, как своих ушей.

— А если мы провалимся? — спросила Лена.

— Ну, тогда нам не видать. Одинаково, как нам, так и им.

Когда люди уходили, Самум и Высокая долго смотрели им вслед, моргая красными веками. Может быть, они силились попять, какую хитрость придумали люди? И так и не поняли ничего.

Прошло две недели, когда страусы повели наконец свое веселое семейство в степь. Страусята разбегались, как маленькие автомобильчики, кидались в разные стороны и подпрыгивали с таким упоением, что шлепались на спину кверху ногами.

Самум и Высокая, распушившись и раздувшись на страх врагам, вышагивали по бокам выводка.

Маленькая телочка-зебу, Варя, остановилась поглядеть на шаловливых страусят. Батюшки ты мои! Самум налетел на нее, как бешеный. Он выкинул вперед свою ножищу и так треснул Варю по боку, что бедная коровка бежала, бежала до самого дома и все ревела:

— Мму! Мму!

Страусиное семейство прошло через весь загон к кургану, на песок. Там они стали рыться, играть и пощипывать травку. Туда приносил им Сорочко корытце с добавочным кормом и водой, и страусята зажили на славу.

В первые дни антилопы и ламы часто приходили поглазеть на их игры. Но Самум и Высокая сейчас же вылетали вперед, и любопытным здорово доставалось на орехи. После двух-трех хороших потасовок животные опасались даже близко подойти к, страусятам.

Один только противный сайгак не унимался. Он то и дело подбегал к выводку, а чуть только показывались родители, он моментально удирал. Самуму надоело это. Он помчался за сайгаком и до тех пор гонял его и бил, пока сайгак не догадался спрятаться в пустом сарае.

У страусят стали подрастать крылышки и хвостишки. Озоруя, они уже начинали пробовать танцевать, как взрослые, и становились друг перед дружкой в разные диковинные позы.

Кончался осенний месяц октябрь. Степь расцвела и отцветала уже во второй раз. Страусятам исполнилось четыре моелца. Они были уже выше человеческого роста. Самум начинал с ними ссориться и частенько бегал за молодыми петухами.

Высохшая тоже охладела к детям. Но дети не горевали. Они выросли, а у животных со взрослостью кончается любовь между детьми и родителями.

Скоро Высокая совеем бросила страусят. У нее было новое гнездо, в которое она снесла три яйца. Только из этих яиц ничего не вышло. Люди не хотели, чтобы на зиму выходили птепцы-позднячки. Они забрали все яйца и положили их на хранение.

Дети Самума и Высокой стали заметно дичать. Они подолгу пропадали в степи, редко приближались к строениям, а от людей кидались, как от огня.

Август Иваныч и Сорочко часто подумывали о том, что скоро придется ловить их в станки на зиму, и заранее вздыхали. Они знали, что с одичавшими буянами немало им будет хлопот и волнений.

Зато они еще больше гордились своими воспитанниками, которые родились в инкубаторе. У Самума и Высокой из одиннадцати яиц вывелось только девять. Остальные два задохнулись. У людей в инкубаторе вышли все одиннадцать.

Каждый день Сорочко в белом халате и Лена выводили своих «детей» на лужок. Страусята паслись, зарывались в песок и играли, как и те, что росли в степи.

Но они были совсем другие. Они очень любили Лену и Сорочко. Они бежали на голос, ели из рук и доверчиво позволяли людям гладить себя, взвешивать и лечить.

На степи раз захворал самый лучший молодой страус. Иосиф Касперыч — старый звериный доктор — уехал в то время в Ленинград, а на его место временно приехал новый. Этот новый доктор никогда не лечил диких животных и очень на все раздражался.

Когда захворал молодой страус, Сорочко побежал к раздражительному доктору. Тот надел на шею трубку для выслушивания, набрал целый ворох бинтов и припарок и пошел за Сорочко.

— Ну, куда же ты ведешь меня, друже? Где ж больной?

— А в степи.

— Что же, я должен итти за ним в степь?

— А они у нас такие. Сами к вам на прием ни за что но пойдут.

— Погано, погано. Я могу лечить только в подходящей обстановке. А тут…

В степи стояла вышка. Сорочко дошел до нее и пригласил доктора подняться наверх.

— Во-он они ходят, — указал он на каких-то крохотных цыплят. — Как вы думаете, доктор, что с ним такое?

— Да вы что, шутите со мной? — заорал доктор. — Почем же я. знаю, какие болезни вон у той черной точки, за десять верст?

— А вы поглядите в бинокль, вот он и будет у вас, как на ладони. А ближе подойти к нему все равно не удастся. Они не подпустят…

Вот какие неудобные были эти степные страусы! Шлялись по целым дням, где попало, и от всех убегали.

То ли дело Ленин Утик! Он сам поднимал ногу для леченья, когда у него заболел палец. Он часто перебирал клювом волосы на Сорочкиной голове, становился на цыпочки и заглядывал в грудной карман немцева пиджачка. А Лену он каждый день провожал до самой квартиры, которую он так хорошо знал, что утром первый стучался к Лене в окошко.

В поселок приехало много народу. Всем зоопаркам хотелось купить украинских африканцев. Уже несколько поколений украинских страусов совсем не знали африканского зноя. Теперь им какой-нибудь Крым или Ашхабад, пожалуй, показался бы чересчур жарким. Во всяком случае зоопарки теперь могли не бояться, что страусы у них подохнут от холода.

Страусят покупали и наши зоопарки и заграничные. За каждого страусенка, который отправлялся за границу, институт получал тысячу рублей золотом.

Покупатели выходили с Павлом Федотычем в степь и намечали каждый для себя страусят. А потом из степи они шли на лужок, где гуляла со своими питомцами Лена. Присмотревшись к ручным страусятам, они начинали хором упрашивать Павла Федотыча продать им именно этих страусят.