Питер Годфри-Смит - Чужой разум. Осьминоги, море и глубинные истоки сознания

Эффект Медавара и эффект Уильямса действуют совместно. Как только каждый из процессов запущен, он стимулирует сам себя и усиливает действие другого. Возникает положительная обратная связь, которая ведет ко все более заметному старению. Как только закрепляются мутации, вызывающие ослабление организма на поздних сроках жизни, вероятность, что особь проживет дольше этих сроков, становится еще меньше . Это означает, что давление отбора на мутации, вредные только в пожилом возрасте, еще уменьшается. Колесо завертелось и вертится все быстрее.

Обрисованная мною здесь картина предполагает, что продолжительность жизни подвержена эволюционному давлению со всех сторон. Но как же быть с тысячелетними соснами в Калифорнии? У них не наблюдается никаких признаков упадка. Однако деревья специфичны в двух отношениях. Во-первых, на них не распространяется допущение, из которого я исходил в начале своего предыдущего рассуждения. Я писал, что различия в репродуктивном успехе особей на поздних сроках жизни с эволюционной точки зрения неважны, поскольку большинство особей все равно столько не живет. Но положение меняется, если немногие особи, успешно размножающиеся в глубокой старости, способны произвести очень много потомства. Это не относится к нам, зато относится к деревьям. Каждая ветка дерева участвует в размножении, поэтому древнее дерево с множеством ветвей может оказаться куда более плодовитым, чем молодое деревце. Таким образом деревья избегают кое-каких последствий рассуждений Медавара и Уильямса.

Во-вторых, деревья — не животные, это другая форма жизни, и в некотором смысле соображения Медавара — Уильямса к ним вообще неприменимы. Чтобы понять это, для начала обратимся к «организмам», которые при ближайшем рассмотрении являются колониями. Например, некоторые актинии образуют плотные колонии, состоящие из множества мелких полипов , которые, однако, обладают достаточной степенью независимости, особенно по части размножения. Один полип может отпочковаться от другого, и каждый полип способен производить собственные половые клетки. Теоретически такие колонии могут жить бесконечно, как и человеческое общество, — рождаются и умирают отдельные люди, но само общество продолжает существовать.

На колонии и сообщества не распространяются доводы Медавара — Уильямса, потому что они не размножаются обычным путем. Стареют отдельные члены колонии или сообщества (например, люди). Типичное дерево, например сосна или дуб, конечно, не колония, но и не отдельный организм в том смысле, в каком им является человек. В некотором роде дерево занимает промежуточное положение. Оно растет, увеличивая численность мелких элементов — ветвей, каждая из которых способна размножаться самостоятельно, а также стать черенком и дать начало новому дереву. К любой форме жизни, которая растет и развивается путем увеличения численности размножающихся элементов, рассуждения Медавара — Уильямса неприменимы.

Я изложил две основных идеи эволюционной теории старения. В 1960-е годы эта теория получила строгое и точное оформление, когда к ней обратился гениальный ум английского эволюциониста Уильяма Гамильтона. Гамильтон дал этим основным идеям новое, математическое выражение. Хотя его работа говорит в основном о людях, Гамильтон как биолог страстно увлекался насекомыми и их родичами, и в первую очередь такими насекомыми, на фоне которых и наша жизнь, и жизнь осьминогов покажутся довольно заурядными. Он находил клещей, у которых самки висят, битком набитые свежевылупившимися детенышами, и самцы из помета находят своих сестер и спариваются с ними еще во чреве матери. Он находил маленьких жучков, самцы которых продолжают производить половые клетки и управлять ими даже после смерти тела. [176]

Гамильтон умер в 2000 году, заразившись малярией во время экспедиции в Африку, где он собирался изучать происхождение ВИЧ. Лет за десять до смерти он описал, какого погребения он хотел бы для себя. Он хотел бы, чтобы его тело отнесли в джунгли Бразилии и оставили на съедение гигантским крылатым жукам рода Coprophanaeus , чтобы оно послужило пищей их потомству, которое выйдет из него на свет и взлетит:

Не надо мне червей, не надо пошлых мух, я зажужжу в сумерках, словно огромный шмель. Я обращусь в сонмище, гудящее, как рой мотоциклов, и меня понесут, понесут мое тело внутри летучих тел прочь в бразильские леса под звездным небом, я воспарю под этими прекрасными несросшимися надкрыльями, которые раскроются у нас всех за плечами. И в конце концов я тоже воссияю, подобно фиолетовой жужелице под камнем [177].

Эволюционная теория старения объясняет основные факты возрастного упадка [178]. Она объясняет, почему поломки начинают появляться в организме старых особей словно по расписанию. Эта общая схема может быть дополнена частностями. В предыдущем мысленном эксперименте я допускал, что размножение происходит на протяжении всей жизни организма. У многих животных, включая головоногих, дело обстоит совсем не так.

В биологии принято различать моноциклические и полициклические организмы. Моноциклические размножаются только раз в жизни или в течение одного короткого сезона. Это также называют размножением «по методу большого взрыва». Полициклические — такие как мы — размножаются неоднократно на протяжении более длительного времени. Самки осьминогов, как правило, являют собой крайний пример моноцикличности — они умирают после единственной беременности [179]. Самка осьминога может спариться с несколькими самцами, но когда приходит время откладывать яйца, она поселяется в норе и больше оттуда не выходит. Там она отложит яйца, будет вентилировать кладку и ухаживать за ней, пока зародыши развиваются. В одной кладке могут быть тысячи яиц. Насиживание может занять месяц или несколько месяцев, в зависимости от вида и условий (в холодной воде оно протекает медленнее). Вылупившись, личинки пускаются в свободное плавание. Вскоре затем самка умирает.

Я говорю об общем правиле. Среди осьминогов есть по крайней мере одно исключение — редкий вид, открытый в Панаме Мартином Мойнихеном и Аркадио Роданиче, теми же исследователями, которые описывали коммуникацию кальмаров (помните, о них шла речь в главе 5?) [180]. Самки этого вида способны размножаться дольше. Почему они составляют исключение, неизвестно.

У каракатиц немного иначе, но они тоже вписываются в тип «большого взрыва». У них только один сезон активного размножения, но особи обоего пола могут спариваться множество раз, а самки могут дать много кладок яиц за этот сезон. Самки не ухаживают за кладкой и не охраняют ее, как это бывает у осьминогов, а просто приклеивают ее к подходящей скале и оставляют, уплывая, чтобы снова спариться и снова отложить яйца. Потом, как я уже говорил в начале главы, они быстро рассыпаются в прах.