Эдгар Берроуз - ТАРЗАН. Том 5

Милю за милей Тарзан-обезьяна оставлял за собой. Движение, рожденное одной силой воли, было ярким примером сопротивления судьбе. Более слабый человек лег бы умереть, чтобы дать отдых своим истощенным мускулам. Любое усилие было агонией усилия, но Тарзан чудовищным напряжением преодолевал желание упасть и затихнуть навсегда. Наконец, его движения стали фантастически-механическими — он шел, шатаясь, с затуманенной мыслью, которая бессознательно фиксировалась только на одном — вперед, вперед, вперед!

Горы виднелись теперь впереди смутными расплывшимися пятнами. Иногда он забывал, что это горы, и задумывался над тем, зачем он должен все время испытывать такие муки, стараясь достичь чего-то неясного, маячившего впереди. Что это было, он не помнил, усталый мозг отказывал. Но вновь собирал Тарзан разбегавшиеся мысли и осознавал цель — неуловимые, исчезающие горы. Наконец он стал их ненавидеть. В его полузатуманенном мозгу возникали галлюцинации — что горы были кровожадными, что они убили кого-то очень ему дорогого. Кого? Он никак не мог вспомнить, зачем он преследует их? Чтобы убить?

Эта мысль, возрастая, придавала ему силы. Новая оживляющая цель — и какое-то время он шел, не покачиваясь, твердо, с высоко поднятой головой. Раз он споткнулся и упал, и когда попытался встать, обнаружил, что не может этого сделать — настолько его покинули силы. Он мог лишь ползти, подтягиваясь на руках. Так преодолевал он буквально несколько ярдов, затем валился и отдыхал.

В один из таких периодов полного изнеможения что-то неприятно задело угасающее сознание. Он услышал над собой хлопанье мрачных крыльев. Собрав остатки сил, повернулся на спину и увидел, как Ска-гриф быстро взмывает вверх. При виде мерзкой птицы сознание Тарзана на мгновение прояснилось.

«Неужели конец так близок? — подумал он,— неужели Ска знает, что я на краю гибели, и поэтому осмеливается прилетать и усаживаться рядом с моим телом?» — И тогда мрачная улыбка раздвинула распухшие губы — дикарю пришла неожиданная идея — сработала хитрость зверя в безвыходном положении. Тарзан прикрыл глаза ладонью, чтобы предохранить их от мощного клюва Ска, а затем вытянулся навзничь и, задерживая дыхание, стал выжидать.

Он мог лежать спокойно, так как солнце было затянуто облаками, но Тарзан очень устал. Он боялся, что может уснуть. Что-то ему подсказывало, что если он уснет, то никогда уже больше не проснется. Поэтому он сконцентрировал все оставшиеся силы на единственной мысли — не уснуть. Ни единый мускул не дрогнул на распростертом теле, и Ска, кружившему над ним, стало ясно, что пир уже можно начинать — наступила смерть того, кто так упорно боролся за жизнь. Наконец-то и Ска может быть вознагражден за свое долгое бодрствование и терпение!

Медленно кружась, гриф опускался все ниже и ниже к неподвижному человеку. Почему Тарзан не шевелился? Одолел ли его сон, или усталость, или Ска был прав — смерть наконец-то заполучила все права на это могучее тело? Неужели могучее сердце дикаря умолкло навеки? Невероятно!

Ска, полный подозрительности, кружил осторожно. Дважды он почти опускался на широкую обнаженную грудь только для того, чтобы внезапно отскочить в сторону, но в третий раз его когти коснулись смуглой кожи. Как будто контакт замкнул электрическую цепь. Молниеносная реакция — и мертвое тело, лежавшее неподвижно так долго, ожило. Исхудавшая, но все еще сильная рука быстро рванулась, открылось изможденное лицо. Прежде, чем Ска смог понять, что происходит, он оказался в тисках и бился, схваченный тем, кого намечал себе в жертву.

Ска боролся, но не мог справиться даже с умирающим Тарзаном. Через мгновение зубы человека-обезьяны сомкнулись на горле пожирателя падали. Мясо было жестким и издавало неприятный запах, а на вкус было еще хуже, но плоть грифа была пищей, а кровь — питьем. Тарзан, не расставшийся еще с привычками человека, испытывал бы отвращение к такой пище, а вот для умирающей от голода обезьяны — это было другое дело.

Даже так ослабев душевно, человек-обезьяна все еще оставался хозяином своего аппетита и поэтому ел экономно, приберегая скудный запас, а затем повернулся на бок и уснул, почувствовав, что сейчас может сделать это без риска.

Дождь, потоками поливавший его смуглое тело, разбудил Тарзана. Сложив руки ковшиком, он ловил драгоценные капли и отправлял их в пересохшее горло. Несколько кусков мяса, того, что осталось от Ска, он съел вместе с кровью и дождевой водой. Эта еда хорошо его подкрепила и придала новую силу усталым мускулам. Теперь он снова мог видеть горы: они были близки, и хотя не было солнца, мир выглядел ярче и веселей, потому что Тарзан знал — он спасен. Птица, хотевшая его сожрать, и благодатный дождь спасли его как раз в тот момент, когда смерть казалась неизбежной.

Снова съев несколько кусков мяса Ска-грифа, человек-обезьяна почувствовал в себе прежнюю силу. Он твердой походкой направился к горам, за которыми лежала земля обетованная, увлекающая его вперед.

Пока он добирался до горных острогов, наступила ночь, но он продолжал идти в непроглядной тьме, положившись на осязание и слух, пока не почувствовал, как почва под ногами стала круто подниматься вверх. Это свидетельствовало о том, что он добрался до подножия гор. Тогда Тарзан лег и решил уснуть до наступления утра, когда он сможет увидеть и отыскать самый легкий путь к местности, куда он стремился. Пока же небо все еще было затянуто тучами, и даже зоркие глаза Тарзана не могли проникнуть в темноту дальше, чем на несколько футов. Он уснул после того, как доел все то, что еще оставалось от Ска. Утреннее солнце разбудило его. Он проснулся с новым ощущением силы и благополучия.

Итак, Тарзан наконец перешел через горы, вырвался из долины Смерти и проник на землю, яркую и изобильную, как заповедник. Чудесный вид открылся перед ним.

Он стоял на горном уступе. Глубоко внизу раскинулась широкая долина, покрытая, особенно в центре, густой растительностью джунглей — это указывало на полноводные реки, первобытный лес тянулся вдаль на многие мили к оканчивался далеко у подножия очень высоких гор; их вершины были покрыты снегом.

Это была страна, никогда ранее не виданная Тарзаном. Вряд ли нога другого белого человека когда-либо ступала на ее просторы, только разве давным-давно ее прошел путешественник, чей скелет долгие годы лежал на дне каменного безжизненного ущелья.

Три дня человек-обезьяна провел, отдыхая и восстанавливая силы: ел фрукты, орехи, охотился на некрупную дичь — он ее добывал с легкостью, а на четвертый день пошел обследовать долину в поисках Больших обезьян. Время было незначительным фактором по сравнению с жизнью: для Тарзана было все равно, дойдет ли он до западного побережья за месяц, за год или за три года. Все время принадлежало ему и вся Африка тоже.