Эдгар Берроуз - ТАРЗАН. Том 5

Шнайдер, кажется, тоже понял это, так как удвоил усилия, и, наконец, ему удалось оказаться сверху. Он вырвался из объятий Тарзана-обезьяны. Вскочив на ноги, подбежал к окну, но Тарзан был по-звериному быстр. Прежде чем немец успел выпрыгнуть через раму, тяжелая рука упала ему на плечо. Он был отброшен назад и перекатился через всю комнату, ударившись в противоположную стену. Тарзан последовал за ним, и снова они схватились, нанося друг другу ужасные удары, пока Шнайдер пронзительным голосом не завопил: «Камраден, камраден!».

Тарзан схватил немца за горло и вытащил свой огромный нож. Шнайдер стоял спиной к стене, и, хотя колени его подгибались, его удерживал в таком положении человек-обезьяна. Он поднес острие ножа к нижней части живота немца.

— Так ты зарезал мою жену,— прошипел он ужасным шепотом,— так умрешь и ты!

Девушка кинулась вперед.

— О, боже, нет! — закричала она.— Только не это! Вы слишком мужественны — вы не можете быть таким зверем!

Тарзан повернулся к ней.

— Да,— сказал он,— вы правы, я не могу этого сделать — я не немец! — И он поднял лезвие и глубоко вонзил его в полное злобы сердце Фрица Шнайдера.

Кровь брызнула, гунн, задыхаясь, заговорил в предчувствии смерти. Он прохрипел:

— Я не сделал этого! Она не тут...

Он не договорил; кровавая пена запузырилась на губах. Глаза остекленели. Фриц Шнайдер был мертв...

Тарзан повернулся к девушке и протянул руку.

— Отдайте мне медальон! — приказал он.

Девушка указала на мертвого офицера.

— Медальон у него!

Тарзан обыскал немца и нашел безделушку.

— Теперь вы отдадите мне бумаги! — сказал он.

Без единого слова она передала ему сложенный вчетверо документ. Он долго стоял и смотрел на нее, прежде чем заговорить.

— Я пришел также и за вами,— промолвил он.— Было бы трудно увести вас отсюда, поэтому я намереваюсь убить вас. Я поклялся убивать всех людей вашей нации. Но вы правы, когда сказали, что я не такое животное, как этот убийца женщин. Я не мог покончить с ним тем же способом, каким он убил мою жену, и не могу убить женщину — вас.

Он подошел к окну, поднял раму и мгновением позже исчез в темноте.

Тогда та, которую Тарзан знал как фройляйн Берту Кирчер, быстро подошла к трупу, лежавшему на полу, засунула руку в потайной карман кителя и вытащила маленький листок бумаги. Его она засунула за рамку своей фотографии, стоявшей на комоде, и только после этого подошла к окну и позвала на помощь.

Тарзан-обезьяна был возмущен. В его власти была немецкая шпионка-Берта Кирчер, а он оставил ее живой и невредимой. Конечно, он убил наконец гауптмана Шнайдера, молодой лейтенант фон Госс погиб от его руки. И разве не он различными способами отомстил группе немцев, убивавших, грабивших и насиловавших в бунгало Тарзана в стране Вазири? Оставался в живых еще один офицер, с ним тоже нужно было рассчитаться, но его он пока не мог найти. Это был лейтенант Обергатц; Тарзан его упорно, но безуспешно разыскивал. Ему, наконец, удалось выяснить, что Обергатц был послан по специальному заданию то ли в глубь Африки, то ли вовсе в Европу; справиться было не у кого, а те, кого он спрашивал, либо не знали, где лейтенант, либо не разглашали военной тайны.

Но тот факт, что он позволил дать волю своей слабости, как ему казалось, и пощадить шпионку, когда он мог спокойно вынести Берту Кирчер на руках из гостиницы в Уилхемстале, Тарзан никак не мог себе объяснить. Он стыдился проявления недостойных воспитанника джунглей чувств, этого проявления слабости. Когда он передавал бумагу, отобранную у девушки, британскому начальнику в штабе, то был очень недоволен собой. Хотя сведения, содержащиеся в документе, позволили британцам сорвать немецкое фланговое наступление, это не улучшило самочувствия Тарзана. Возможно, причина такого недовольства заключалась в том, что он прекрасно сознавал — повторись такая возможность снова, он опять не сумеет убить женщину, как это произошло в ту ночь в Уилхемстале.

Тарзан проклинал эту свою слабость, как он ее про себя называл, и объяснял ее изнежившим его влиянием цивилизации. В глубине сердца он хранил презрение как к цивилизации, так и к ее представителям-мужчинам и женщинам культурных стран мира. Он всегда сравнивал их слабости, пороки, лицемерие и их маленькое тщеславие с открытым и примитивным образом жизни его диких собратьев в джунглях. И в то же время в горячем сердце человека-обезьяны боролись меж собой две могущественные страсти. Кроме любви и привязанности к миру, воспитавшему его, такая же любовь и преданность жила в душе Тарзана и к его друзьям из цивилизованного мира.

Человек-обезьяна, воспитанный диким зверем и среди диких зверей, не спешил сближаться с кем-либо. Знакомых у него были сотни, но друзей мало. Ради этих немногих он умер бы, как, несомненно, и они отдали бы свои жизни ради него, но никого из них не было в британских войсках в Восточной Африке. Поэтому Тарзан, чувствуя отвращение при виде людей, ведущих жестокую и бесчеловечную войну, решил последовать настойчивому зову далеких джунглей своей юности.

Немцы были все время в движении, поскольку война в Восточной Африке почти закончилась; он понимал, что его дальнейшие услуги британцам будут представлять незначительную ценность.

Никогда не присягая королю на верность, Тарзан не поступал на регулярную службу. Он не считал себя обязанным оставаться в войсках, а поскольку моральные обязательства были им почти выполнены, он исчез из британского лагеря так же таинственно, как и появился в нем несколько месяцев тому назад.

Не раз Тарзан возвращался к дикой жизни, но всегда любовь к жене приводила его снова в цивилизованный мир. Теперь, когда ее больше нет на свете, он чувствовал, что окончательно расстается с логовищами человека и что будет жить и умрет зверем среди зверей, каким был с детства и до зрелого возраста.

Между ним и местом назначения лежала дикая местность, не затронутая цивилизацией, где во многих местах, наверняка, впервые ступала нога человека. Он первый оставит след на изумрудных травах этих диких краев. Такая перспектива отнюдь не пугала Тармангани — скорее она была заманчива и служила стимулом к такому путешествию, ибо в жилах Тарзана текла благородная кровь, побуждающая его совершать открытия. Именно люди, в жилах которых течет кровь первооткрывателей, и сделали большую часть Земли обитаемой для человека.

Вопрос пищи и воды, являющийся первостепенным для обыкновенного человека, намечавшего такую экспедицию, мало беспокоил Тарзана. Дикая местность была средой его обитания, а знание леса было естественным для него, как дыхание. Подобно остальным животным джунглей он мог почуять воду на большом расстоянии, и там, где я или вы умерли бы от жажды, человек-обезьяна безошибочно нашел бы место, где копать колодец, чтобы добыть живительную влагу.