Михаил Фонотов - Мир открыт для добра

А соловьи-то? Есть соловьи. Издали их услышали. Захлебываются вовсю. Но, кроме них, на острове столько певцов, что не умолкает птичий хор ни на мгновенье.

19.30. Стоим у воды с удочками. Я — под кустом черемухи, Сергей Борисович — у свалившейся в воду березы. Вдруг на уху наберем. Впрочем, почти не рассчитываем на нее. Постоять у воды — само по себе удовольствие.

Миасс тут довольно быстр. Едва коснувшись воды, поплавок уносится течением на длину лески. Опускаю крючок глубже, метра на полтора — даже нет намека на поклевку. Но вдруг поплавок исчез в мутной воде, я подсек, и на леске повис моллюск — самая обыкновенная перловица. Свинцовый шарик грузила оказался за сомкнутыми створками. Потянул за леску — не отпускает. Бросил в воду — держит. Так уж вкусен, что ли, свинец… Только ножом удалось разомкнуть створки.

А в это время удилище Сергея Борисовича, согнутое в дугу, ходило туда-сюда, у самого берега плескалась большая рыба.

— Неси сачок, — крикнул он. Я выхватил из рюкзака сачок (им Сергей Борисович ловит бабочек) и побежал к нему. Рыба вынырнула у коряги и тут же оказалась в сачке. Это был линь на килограмм с лишним.

Удача, даже и чужая, подхлестывает. Я бросился к своей удочке и впился глазами в поплавок. Долго ли, коротко ли, но поплавок все-таки утонул, и тут же на леске повисла еще одна перловица. Если бы я ловил устриц, а не рыбу…

Впрочем, не огорчился. Признаться, соловьи — повод, а приехал я на остров ради Миасса. И уж если тут клюют такие лини, если так проворны перловицы, значит, все в порядке.

Река на этой излучине у деревни Кайгородово и в самом деле вполне благополучна. Она по-майски полноводна, энергична, даже бурлива. Вода, как и полагается весной, мутная. Берег, на котором мы стоим, подмывается, обрушивается, обнажая корни трав, кустов и деревьев. А противоположный берег желтеет песочком. Так и должно быть на излучине.

20.35. Пока светло, осматриваю остров. Он необитаем. Кроме нас, здесь никого нет. Если бы не кострище на берегу, если бы не дорога от мостика, можно было бы подумать, что тут никого и не бывает. Еще несколько лет назад сюда можно было перебраться только вброд.

Площадь острова, пожалуй, гектара два. Он образован рекой и старицей. Вдоль берегов — заросли, едва ли не дебри черемухи, боярышника, тальника. И, разумеется, крапивы. К тому же все переплетено хмелем.

Подальше от берегов стоят высокие, старые березы. Им, наверное, лет сто. А посередине острова — обширная поляна с раскидистым кустом черемухи в центре. Поляна обычно пестреет цветами, но в этом году их мало — весна опаздывает.

Уютный остров. Не знаю, как выглядят райские пущи. Наверное, там не чернеет под кустами сушняк. И трава подстрижена, как на газоне. И дорожки посыпаны песочком. Но здесь лучше, потому что природу никто не гримирует, не прихорашивает. Она и без того прекрасна.

21.15. Что творится! Концерт по заявкам. В траве жужжанье пчел, комариное зуденье. Над головой пощелкивают соловьи. Тонко высвистывает овсянка. То тут, то там трещит кузнечиком речной сверчок — птица такая. Заливается зяблик. За кустами низко отзывается горлица. Кукованье кукушки как бы подчеркивает гулкость речной долины, высоту ее березовых колонн. Как заведенные, картавят лягушки.

При всем том стоит тишина, пахнущая медом. Блестит река на закате, в воде отражается лесная стена, в которой плывут облака цветущей черемухи.

22.00. Темнеет. Под высокими березами натянули палатку. Натаскали сушняку. Сергей Борисович пошел с котелком к роднику за водой, я разжег костер. Исчез запах меда. Наслаждаемся запахом дыма. Поутихли птичьи голоса. Умолкли пеночки, славки, иволги, зяблики и лесные коньки. Только кукушка не успокоится. И лягушки самозабвенно квакают. И вдруг заскрипит коростель. И, естественно, пробуют голоса соловьи. Сколько их тут, над головой? Раз, два, три… Кажется, четыре соловья сразу поют для нас.

Почти на всем протяжении Миасса сейчас цветет черемуха и поют соловьи.

23.30. Ходил за водой, чтоб чайку вскипятить со смородиновым листом. Издали увидел и остановился: темно, горит костер, палатка, человек у огня…

Сколько ночей провел на этом острове Сергей Борисович Куклин, сидя у костра? Сорок шесть лет назад впервые приходил он сюда с отцом. С тех пор тут мало что изменилось. Все так же поднимаются в поднебесье нестареющие березы. Майскими ночами так же холодно белеет цветущая черемуха. Так же заливаются соловьи. И тот же родник, и Миасс тот же.

Был мальчишка, теперь — старик. А природа будто и не заметила этих лет.

23.50. Дым от нашего костра стелется к реке. И мы пошли к Миассу. Что это? Трое тянут бредень вдоль того берега. Один в воде, второй в закатанных штанах, третий с ведром, в котором уже что-то плещется. Ушли к Кайгородово.

24.15. Что-то умолкли соловьи. Изредка, будто спросонок, спохватится певец, свистнет раза три и опять забудется.

Пора спать.

3.40. Проснулся от холода. Вышел из палатки. Едва светает. Подбросил дров в костер. Только что казалось, холод вездесущ, от него нет спасенья, но костер разгорелся, и я благодарно потянулся к огню.

Вновь изощряются соловьи.

Отогревшись, иду по росе к поляне. Над ней висит туман. Белые клубы и над рекой. Обхожу остров, иду дальше по берегу. Долго брожу в зарослях, перехожу вброд заросшие осокой рукава, стою у воды, усталый возвращаюсь к костру.

Давно уже сияет солнце, прогревается воздух и в нем все сильнее аромат меда.

Очерк написан в соавторстве с журналистом Б. Киршиным в 1984 г.

Очерк написан в соавторстве с журналистом Б. Киршиным в 1986 г.