Павел Мариковский - По Семиречью

Но что наделали с шиповником пчелы-мегахилы! Из многих листьев вырезаны аккуратные овальные или строго круглые, будто по циркулю, кусочки. Из этих кусочков пчелы изготовили обкладку ячеек, заполненных цветочной пыльцой и медом.

Как все в природе взаимозависимо! В том, что шиповник пострадал от пчел-мегахил, повинны лиловые цветы осота. Если бы они не росли по берегу озера, откуда пчелам брать живительный нектар — концентрированный корм для себя и питательную пыльцу для личинок. Но дело не только в одном осоте. Виновно во всем еще само озеро, выбросившее на берег тростники. В его полых стеблях пчелы и устроили ячейки для деток. Если разорвать и уничтожить одно из звеньев этой цепи обстоятельств, не станет пчелы-мегахилы на берегу озера.

Быстро летит время. Наступает вечер. Пора забираться в спальные мешки. На далеком противоположном берегу озера горят тростники, и столбы коричневого дыма поднимаются высоко в небо. Солнце, большое, красное, медленно опускается в воду, протянув по волнам багровую мерцающую дорожку.

Гаснет закат, разгорается зарево пожара. Стихает ветер, и перестают шелестеть волны. Постепенно над берегами озера растет нежный перезвон: поднялись с дневок в воздух комары-звонцы и принялись за брачные пляски.

Совсем стихает ветер. Всю долгую ночь поют звонцы. В гладкое зеркало озера глядятся яркие звезды пустыни и отражается зарево далекого пожара.

Под утро с юга подул ветер, и через какой-нибудь час загудели комары. Они прилетели с низкого, заболоченного южного берега, воспользовавшись попутным ветром. И видимо, не случайно, а в поисках поживы. Злые кровососы встретили наше пробуждение дружным звоном. Досталось нам, пока мы завтракали и грузили машину!

Всюду, во всем чувствуется весна. Стройными желтыми пирамидками из пустыни к берегам озера подступило целое войско крупных, почти в рост человека, зонтичных растений — желтых ферул. Приземистый шиповник от цветов весь желтый. Бело-розовыми шарами раскинулась курчавка. Нежно-розовые цветы тамарисков источают сладкий и душистый аромат. Удивительно густой запах от желтых цветков подмаренника. В пустыне колышутся от легкого ветра серебристые ковыли.

Из зарослей кустарничков вылетает испуганная горлинка. На плоском, сложенном из немногих прутиков гнезде светятся на солнце янтарем два яичка. Горлинка только что стала их насиживать.

Маленькая зеленая стрекоза-стрелка упала на воду, распластав крылья. Теперь погибнет, съест ее рыба. Надо помочь, бедняжке, вытащить палочкой. Но стрекоза легко вспархивает с воды и, напуганная, поспешно уносится в заросли растений. Потом я не раз видел, как стрекозы-стрелки ложатся на воду, чтобы утолить жажду или остыть от жары. И только здесь, на Балхаше, такой у них замечательный обычай!

В кустах раздался скрипучий голос сороки. Здесь, оказывается, происходит важное семейное событие: из гнезда вылетают сорочата. Неумелая молодежь, тараща от страха беловато-голубые глаза и размахивая коротенькими хвостами, разлетается во все стороны.

— Спасайтесь! — кричат родители, испуганными голосами, завидев человека.

Одного сорочонка я загнал на одинокий кустик. Как он, бедный, испугался, когда на него глянул синий глаз фотоаппарата! Широко раскрыл рот и закричал от страха:

— Мама!

Всюду попадаются молодые суслята. Маленькие, глупые. Они только что расстались с родительским кровом. Жажда расселения гонит их во все стороны. Везде раздаются их тонкие, нежные голосочки. Некоторые совсем еще малы, другие почти как взрослые. Все они спешат от норки к норке, от кустика к кустику, от камешка к камешку. Когда вокруг все спокойно, их можно видеть стоящими столбиками, но короткая оглядка во все стороны — и снова перебежка. Над берегами в воздухе реют белохвостые орлы. Один упал камнем вниз и поднялся в воздух с сереньким комочком в лапах. Попался, бедняжка-сусленок. Другому глупышке дорогу перегородило озеро, и он, неумелый, вошел в воду и поплыл. Но на него набросился черноголовый хохотун, ударил острым клювом по голове и сел на воду рядом, вяло поглядывая на легкую добычу. Другого, еле живого, волны выбросили на берег. Мокрый и жалкий, он долго лежал на солнце, пока не отдышался.

Тело щекочут многочисленные крылатые тли. Они тоже сейчас расселяются, чтобы дать начало новым скоплениям. На растениях всюду видны их колонии. Местами под такими растениями камни блестят, будто покрытые лаком. Это сладкие выделения тлей, упавшие на землю. Здесь не так уже много муравьев, чтобы обслужить эту многочисленную компанию. Зато всюду по земле, по траве торопливо ползают, сверкая яркими одеждами, жуки-коровки. Поживы много. В одном месте на берегу я вижу скопления коровок. Жуки пробовали отправиться в путешествие на крыльях на другой берег, но не хватило сил. Волны вынесли незадачливых странников на сушу.

Коровки выползают на камни, обсыхают и, собравшись с силами, разлетаются.

По песчаному берегу бродят крошечные светлые уховертки. Они недавно вышли из яиц. Обычно первое время дружное семейство живет вместе под опекой матери. Почему сейчас малыши оказались без присмотра, непонятно. Светлая прибрежная уховертка — обычный житель Балхаша.

Издали я вижу больших птиц. Они летят прямо к нам, не спеша размахивая крыльями и изредка планируя. Вскоре я узнаю пеликанов. Но какое началось замешательство, паника, когда птицы увидели машину и людей! Грузные птицы сворачивают в сторону, отлетая от нашей стоянки.

Потом налетела стайка уток и тоже испугалась. Даже здесь, в глухой местности, птицы хорошо знают человека и боятся его. А мне обидно. В моих руках ружье, на прикладе которого фотоаппарат с телеобъективом. А Юра уселся на один камень, на другой уложил этюдник — и вот на картоне и синее озеро с белыми барашками на волнах, и пеликаны, в испуге размахивающие крыльями, и на переднем плане сусленок, поднявшийся столбиком.

Возле машины все время крутится и попискивает кулик-перевозчик. Улетит, снова появится, волнуется, чем-то встревожен. Я отошел на несколько шагов от костра и случайно заметил яички, чуть не наступил на них. Они лежали среди камешков, аккуратно уложенные носиками книзу. Серенькие, с мелкими темными крапинками, сами как камешки. Пришлось передвинуть костер в сторону.

Дороги вдоль озера неторные, кое-где заросли травой. Вот на колее вымахал большущий ревень Максимовича, а рядом с ним, будто шлагбаум, красуется высокая ферула. За ними шелковый ковыль заслонил путь.

Незаметно летит время. Но нам не хочется торопиться: мы боимся, что кончатся дикие края, кончится чудесный Балхаш и мы опять окажемся в жаркой пустыне. А озеро изумительное по своей красоте и все время разное. Вот и сейчас неожиданно нашли тучи, и оно позеленело. Затих прибой, застыл воздух, тишина повисла над нами. Но подул ветер, разорвались облака, проглянули синие окошки, и вода опять засверкала разными красками.