Array Array - Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

Но на самом деле все, наверное, совсем не так. Волнение от подлунной красоты ― это скорее не стремление остаться здесь подольше, а лишь тренировка души перед тем, что ждет там, впереди, после ухода отсюда. Потому что, хоть и за­манчиво порассуждать о самодостаточности рая и спасенной в нем души, но уж больно идил­лически это звучит, чтобы быть правдой.

Во–первых, жизнь на небесах наверняка не так проста, как кажется. Во–вторых, Бог нас самих, я надеюсь, уважает больше, чем принято думать; уважает достаточно, чтобы не унижать блаженством на халяву.

«Не на халяву, а за праведную жизнь!» ― во, делов‑то. По- человечески жить надо, не рай себе зарабатывая, а просто чтобы свиньей не быть. Честная жизнь ― это не особая заслуга, это прожиточный минимум.

Никогда не поверю, что Он возносит в вечное блаженство без необходимости по­следующей работы над собой не только здесь, но и там, уже вне земной подлунной жизни с ее днями и ночами, солнцем и луной, четвергами и вторниками… Ни фига подобного. Любишь кататься ― люби и саночки возить; это ― незыблемый закон. Лямку тянуть и там придется. Хотя вся разница, наверное, в том, что там эта лямка ― не лямка, а эти саночки ― никогда не в тягость. Потому что там ― Все Всегда На Вдохновении. Кто испытывал вдохновение здесь, тот меня поймет. Жаль, что не всем туда дойти… А ведь уже скоро, «…ибо время близко»…

Надо же, ни одного комара.

Ночь. Луна. Тепло…

«Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана. Буду резать, буду бить. Все равно тебе водить…»

В итоге прошел еще год, прежде чем я, сразу после Афганистана, зимой опять приехал в Туркмению и узнал, что в нескольких километрах от Казан–Гау, где я пока­зывал Роману орлов два года назад, он видел каких‑то молодых летающих птиц, ко­торых предположительно определил как слетков ястребиного орла. Я, после долгих размышлений, с некоторым скрипом согласился по его описанию и по одному нерез­кому слайду с этим предположением и в продолжение предшествующих работ даже написал об этом факте небольшую за­метку под двумя нашими фамилиями.

Выводок этот почти наверняка принадлежал виденным нами ранее у Казан–Гау орлам, потому как наличие другой пары в нескольких километрах от наблюдавшихся птиц вряд ли можно предполагать. Исключительная, рекордная, известная близость двух соседних пар ― два с половиной километра, но это в Испании, где ястребиный орел многочисленнее, чем где‑либо; а в Копетдаге, на краю ареала, такое совершен­но невозможно; фасциатус даже в Индии не гнездится с плотно­стью, допускающей столь близкое соседство двух разных пар.

И вообще, вопрос был далек от разрешения: слетков неоднократно видели и рань­ше в других частях Средней Азии, а гнезда с яйцами или нелетающими птенцами ― единственного однозначного свидетельства гнездования ― не было. Имевшиеся факты все сильнее подталкивали к подтверждению статуса ястребиного орла как гнездящегося в СССР вида, но кристаллизации этих данных не происходило.

Мы предприняли с Романом выезд к тому месту, где он видел птиц, посмотрели на Казан–Гау с противоположной Чан­дыру стороны, но это ничего не добавило в нашу копилку.

«30 ноября. Здравствуй, Роза!

Про абортивный цикл у птиц слышала? Это когда осенью многие птички вдруг на­чинают сходить с ума, как в весеннем любовном порыве. Обрати внимание ― сол­нечным осенним днем воробьи около метро безумствуют, как молодые, ухаживая за самками шумными гусарскими компаниями. Так вот ― это все потому, что освещен­ность осенью похожа на весеннюю, что их и обманывает. Многие даже строят гнез­да осенью и пытаются спариваться, бедолаги, но безрезультатно.

Впрочем, кто знает, может, это наше, человеческое, понимание воробьиной жизни, а для самих воробьев это как раз сладостная возможность отдаться безумству и ис­кушению, не страшась последующих родительских обязанностей?.. (Шут­ка.)

Это все к тому, что сегодня, за один день до начала зимы, по всей долине Сумбара над опустыненными холмами, как и всю предшествующую неделю, распевают, летая кругами в вышине, лесные жаворонки. Солнце светит, тепло, но ведь ни­какие другие жаворонки (а их здесь полно) не поют, а вот лесной (еще называется «юла») поет в массе и прямо‑таки на надрыве. Почему? Что за особый талант? Откуда такая лю­бвеобильность?

Хотя на фоне прочих жаворонков юла конечно же многим отличается и по экологии (живет в России по лесным опушкам, перелескам и вырубкам), и по поведению (грустная повторяющаяся ритмичная песня вместо типичной журчащей трели; стаи меньшей численности; кормится иначе).

Самобытная птичка».

«16 декабря. Дорогой Васечка!

Сегодня вспугнул с поля от Сумбара сорок семь чибисов. Помнишь, мы видели чи­биса в деревне на мокром поле? Что за птица! Мечта. Не знаю другого вида, который бы выглядел одновременно так элегантно, так нарядно и так по–доброму. Какое бы ни было у меня настроение, как увижу чибиса с его смешным хохлом, сразу легчает на душе.

Здесь у нас чибисов нет; эта стая ― явно пролетные отдыхающие птицы. А я не дал им посидеть. Набрали сразу большую высоту, покрутились над этим местом, как бы говоря: «Мы здесь чужаки, пролетом…» ― перестроились несколь­ко раз, словно приноравливаясь к продолжению далекого пути, и полетели вдоль долины к неведо­мой для меня, но, види­мо, хорошо им самим известной цели.

А весной они полетят назад, на север, в наши края. Но это еще не скоро. А я вот уже скоро приеду, и мы все вместе от­метим Новый год! Будь здоров! Целую тебя очень крепко».

«17 декабря…. Два больших баклана летят над опустыненными холмами. Причем летят не транзитом, как летают уве­ренно мигрирующие даже над не подходящими для остановки местами птицы, летящие откуда‑то издалека куда‑то далеко, а мота­ются потерянно, словно не зная сами, зачем они здесь оказались и что здесь делают. Видеть морскую птицу в пу­стыне нелепо: «Подводная лодка в степях Украины».

«15 января…. Самолет садится в Ашхабаде. Каждый раз, прилетая в Туркмению, я сижу перед посадкой в снижающем­ся аэроплане, специально обращая внимание на специфический запах в салоне. Воздух, пропущенный через фильтры и вентиля­торы, насквозь пропитан искусственными запахами пластика, металла, обогрева­телей и кондиционеров. Это самолетный воздух.