Жозеф Рони-старший - Обезьяны

Однажды в светлую лунную ночь я сидел в боте, помещавшемся на корме. Судно шло под парами и под парусами. Оба рулевые неподвижно стояли у штурвала. На носу судна на вахте стоял Гуффенс.

Из-за нижних парусов оба матроса у штурвала могли видеть только заднюю часть судна; то место, где стоял Гуффенс, было надежно скрыто от них парусами.

На палубе кроме вахтенных по случаю теплого времени спали все остальные матросы.

Горилла, находившаяся со своей клеткой как раз подо мною, была очень неспокойна. Она разбудила меня. Я уселся на боте и, ни для кого незаметный, стал смотреть на палубу.

На носу парохода я заметил Гуффенса и увидал в его руках какую-то вещь, которую он раскачивал из стороны в сторону. Мне показалось, что это была веревка. Занятый своим делом, он совершенно не следил за вахтой. Прошло несколько минут. Вдруг он тихо повернулся и огляделся кругом. Я спрятался в бот и, спустя минуты две, осторожно высунул голову.

Гуффенса уже не было на его посту. Тихо, неслышными шагами он пробирался на середину судна, к группе спящих матросов. Близ регеля, на обрывке паруса спал юнга Корнелио.

Гуффенс, уверенный, что его никто не видит, нагнулся над Корнелио и стал размахивать тем, что я заметил у него в руках. Теперь мне удалось рассмотреть, что это была веревка с петлей на конце.

Я видел, как Гуффенс осторожно надел петлю на шею Корнелио. Еще один момент — и юнга был бы задушен, не успев даже пикнуть. В ужасе я вскочил в боте и диким голосом окликнул Гуффенса.

Гуффенс, испуганный, быстро отскочил прочь. Мой крик разбудил всех, в том числе и Корнелио, быстро вскочившего и сорвавшего с шеи петлю. Я позвал Корнелио к себе в бот. Гуффенс как ни в чем не бывало отправился на свое место. Я был до того взволнован этим происшествием, что уже никак не мог заснуть более. У меня даже не было силы сказать хоть одно слово Корнелио.

Собачья вахта (предрассветная вахта) кончилась, и сменившаяся команда, в том числе и Гуффенс, отправилась к койкам. Я слез с бота на палубу. Только что я успел сделать несколько шагов, как ко мне подошел вдруг Гуффенс и обратился ко мне спокойным тоном:

— Я хочу, чтобы вы меня поняли. Я думал только пошутить с этим мальчишкой. Он храпит во сне, как крыса, и мне вздумалось отучить его от этого.

Я пристально посмотрел на Гуффенса и не ответил ему ни слова. Гуффенс смотрел все время в сторону и только раз украдкой бросил на меня испытующий и враждебный взгляд. Не дождавшись ответа, он повернулся и отправился в трюм.

Я пошел на нос судна, к месту вахты. Там было прохладно. Я уселся на наваленные кучей снасти и заснул.

Проснулся я поздно от раздававшихся на палубе громких, резких голосов, от крика и беготни матросов.

Предчувствуя опять какое-нибудь несчастье, я кинулся узнать, в чем дело. Оказалось, что из клетки исчезла горилла. Дверь в клетку гориллы была отворена, и гориллы не было.

Штурман сейчас же распорядился обыскать палубу и найти гориллу. Но ее нигде не оказалось. Горилла пропала бесследно, так же, как и повар Элиассен.

Оставалось только предположить, что страшное животное, выбравшись на свободу, прыгнуло за борт.

Но штурман утверждал, что если обезьяны, не будучи в силах выдержать качку, и бросаются за борт, то это никогда не обходится с их стороны без раздирающих душу криков. Между тем никто ничего не слыхал.

Разбудили капитана и сообщили ему об исчезновении обезьяны. Капитан накинулся на Корнелио, так как ему был поручен уход за гориллой и у него находился ключ от клетки.

Я стал успокаивать капитана и пригласил его вместе с Корнелио в каюту, где рассказал о том, что произошло ночью, и обратился к Корнелио со словами:

— Если бы не я, то Гуффенс удушил бы тебя и выбросил за борт. Ты, брат, что-то знаешь, но боишься Гуффенса.

Корнелио был нем, как рыба, и ничего не ответил. Капитан прогнал его вон и сказал, чтобы он еще раз поискал гориллу. Таинственное исчезновение обезьяны, весьма схожее с исчезновением повара Элиассена, сильно обеспокоило экипаж парохода.

Небо все подернулось тонкой серой пеленой. Ветер крепчал. Барометр сильно падал. Капитан приказал рифить паруса. Погода разыгрывалась. В котлах усилили огонь, чтобы иметь возможность во время бури убрать паруса совсем и итти только на парах.

Скоро начался дождь, и капитан приказал совсем убрать верхние паруса. Из парусов еще стояли в передней части судна три стакселя.

В носовой части судна находилась почти горизонтально торчавшая короткая мачта — бугшприт. К ней прикреплена более тонкая мачта — кливер, к которой в свою очередь прикреплена еще более тонкая мачта — крайний кливер.

Бугшприт прикреплен к фок-мачте. На канатах, или стагах, идущих к передней мачте, натянуты паруса — стаксели, прикрепляемые к кливеру и крайнему кливеру.

Стемнело. Ветер становился все сильнее и сильнее. Бешено рвал он оставшиеся паруса. Капитан решил убрать эти паруса и отдал приказ.

Юнга Корнелио, как самый ловкий и самый легкий из всех матросов команды, был послан подвязать передний парус на крайний кливер. Он вскарабкался на мокрую тонкую мачту почти вплоть до самой ее вершины и держался ногами за протянутые внизу для этой цели канаты.

Но сам он никак не мог справиться с уборкой паруса и, видимо, боялся, что ветер сорвет его оттуда и сбросит в море.

Капитан, стоявший на мостике, заметил тщетные усилия юнги и крикнул:

— Эй, ступай кто-нибудь наверх, помогите Корнелио!

На зов капитана кинулся стремглав Гуффенс. Он ловко вскочил на бугшприт и торопливо стал взбираться к Корнелио.

Встревоженный, я стал внимательно следить за Гуффенсом. Я видел, как Корнелио повернулся, и когда он увидел приближавшегося к нему Гуффенса, из его груди вырвался нечеловеческий крик.

Гуффенс еще не успел долезть до юнги, как тот в отчаянии взобрался на самый край мачты и с прежним криком хотел было броситься с вышки мачты вниз, в бушующее море.

Я видел, как Гуффенс яростно обхватил мачту и протянул руку Корнелио.

Но вдруг произошло нечто совершенно неожиданное.

По канату, соединявшему кливер с брамстеньгой фок-мачты, скользнула внезапно какая-то фигура, которая в один миг села на кливере и протянула в свою очередь руки к Гуффенсу. В тот же миг я услышал неистовые крики.

Капитан бросился с своего мостика на нос судна, куда побежала и вся команда.

Крайний кливер, то опускаемый, то подымаемый ветром, был местом ужасной борьбы Гуффенса с гориллой. Оцепеневший на краю мачты Корнелио был безучастным свидетелем этой борьбы.

Борьба продолжалась несколько секунд. Гуффенсу удалось вынуть из-за пояса нож, который он вонзил в гориллу. Та страшно зарычала и, набросившись еще раз на своего противника, разодрала ему все тело.