Виктор Соснин - Охота без выстрела

Будто только-только заснул, и на тебе — толчок:

— Пора…

Долго ощупью разыскиваю одежду. Теплые портянки с русской печки и валенки — все это еще больше клонит ко сну. Тихонько, чтобы не разбудить хозяйку, пробираемся на кухню. Но из-за тонкого простенка ее спокойный голос:

— Зажигайте свет. В чугуне еда. Чай в термосе…

Две кружки крепкого чая, и сон снят как рукой. Теперь и под курткой тепло, как в валенках. Пес долго провожает нас умоляющим повизгиванием, но он сегодня не нужен. Идем напрямик к лесу. Глаза уже привыкли к темноте.

Потом поднимаемся в гору, и я удивляюсь легкости шага. Подбитые мехом, лыжи ни на сантиметр не дают заднего хода. Совершенно не нужны палки, руки полностью свободны. В одной фоторужье, второй прикрыл камеру, чтобы не замерзла.

Сначала решили просто проверить расставленные Петровичем еще раньше капканы, а когда начнет светать — к домику. Для съемки нужен хотя бы минимальный свет. И только после того, как мы изрядно намотались, петляя запутанными, одному Петровичу известными, следами, он смотрит на восток, прикидывает что-то в уме и говорит:

— Время…

Проверяю еще раз готовность камеры, надеваю на нее меховую варежку. Снова едва поспеваю за охотником. На краю леса он сбавляет ход. Различаю поднятый им указательный палец: максимум осторожности. Уже на чистом месте зачерпывает он варежкой еще не слежавшиеся крупинки снега и легонько рассыпает их — проверяет направление ветра. Знаю: зверь всегда заходит с наветренной стороны, прежде внимательно внюхается в запахи, нет ли тревожного. Значит, идти недолго.

И точно. Петрович припал на колено, пальцами трогает снег: свеж ли след. Свежий. Значит, если учует зверь опасность, уходить будет в противоположную сторону. Идем дальше, пока не окольцуем, — нет ли выхода? Выхода нет — видимо, лиса там, «гарцует» на чужой крови. Теперь я останусь один в засаде. Петрович даст снова полкруга и станет подходить со следа. Если лисица почует опасность и выскочит из ямы, он выстрелом преградит ей уход в его сторону. Застигнутая врасплох, она должна кинуться к моей засаде. Здесь самое короткое расстояние до леса и путь лежит по дну овражка.

Однако время идет. Я чувствую это не только по все более отчетливым теням на чуть синеватом снегу. Даже валенки уже перестают спасать. А выстрела все нет и нет. Неужели ушла хитрюга? Но тогда Петрович дал бы знать. Слышу, как под соседним пнем пискнула мышь. Треснул сук — тут же вскидываю фоторужье. Сквозь чащу — голос Петровича:

— Как сквозь землю провалилась… Вот те на… Прошел по кольцу — нет выхода, хоть ты лопни.

— Может, в яме отсиделась? А сейчас ушла?

— Уйти не могла. Дыру заложил. Да и следа нет. Неожиданный поворот разжигает еще больший азарт. Теперь мы идем к бойне почти не крадучись.

Обошли бойню кругом. Следы входа есть. Видно, как топталась лисица, долго принюхивалась, прислушивалась. Сунула голову в дыру, но не влезла сразу. Что-то испугало ее. Снова потопталась. Обошли вокруг дома, проверили все отдушины подполья. Закрыты. Значит, она здесь. Или в яме, или под полом. В дом не попасть: окна закрыты ставнями, крюками внутрь, на дверях — замок. Еще раз обходим дом по завалинкам. Убеждаемся — выхода нет. Тогда я залезаю на крышу пристроя — с высоты, в крайнем случае, постараюсь снять, если что, а Петрович решил идти за ключом в село.

Ходил он не очень долго, но время это показалось вечностью. Чего только не передумалось. Солнце уже поднялось высоко, и снег вспыхнул миллионами кристалликов. Жалко стало затворницу-лису. И все же любопытство держало в напряжении. Издали, завидев охотника, я дал знать: ничего не произошло.

Осторожно сняли замок, попробовали чуть приоткрыть дверь и резко по очереди заскочили в дом. Ставни открывать не стали. Если лиса внутри, ее не удержат стекла на пути к свободе. Но внутри ее не оказалось. Топориком чуть раздвинули доски, чтобы посмотреть в яму. Было темно, но сумели разглядеть: в яме лисы тоже нет. Проверили желоб черенком топора: нет лисы. Осмотрели несколько крайних половиц, приподняли их, но и под полом лисы тоже нет.

Оба враз переглянулись и — к печке. Дверца не на защелке, чуть приоткрыта. Петрович черенком начинает нащупывать мягкое. Но нет. Это как будто только старая зола. Резко открываем дверцу: ну, сейчас вылетит оттуда пулей… Тихо…

Садимся на старую лавку и первый раз за это утро затягиваемся сигаретами.

— Расскажи такое кому-нибудь — не поверят. Скажут: знаем мы вас, охотников!

— И число-то, чуешь, тринадцатое. Чертова дюжина… Черт бы ее побрал!

Но для нас это не сон и не выдумка. Выходим снова на улицу, обходим вокруг дом. Нет выхода, только вход. Видно, что лиса опытная. По глубокому снегу идет экономно. Неопытный охотник поломает голову. Вроде и лисий след, а будто прошла на двух ногах. Аккуратно ставит заднюю ногу в след передней. Если только по нему не пятилась назад. Но это уж слишком даже для лисицы.

В общем, проделываем все сначала: снова возвращаемся к печке. Дожигаем почти все спички. Петрович припадает к печке вплотную и шарит рукой в дымоходе. Отдергивает руку, на лице написано: здесь!

…Едва отчистили о снег ставшую не рыжей, а черной шкуру лисы. Снимаю ее на память (и не только!) на фоне черных пятен на снегу.

Но это оказался не последний сюрприз, который преподнесла «кума». Уже дома я получил от Петровича письмо: «Срочно высылай фотографии. Ни в одном ларьке не принимают шкуру, не знают, как ее оценить. Мех ее оказался только из одного подшерстка, словно пуховый, и хоть бы одна ворсинка. Вот и гадают спецы: и вроде лиса-крестовка (крест во всю спину), а меха лисьего такого никогда не видывали. Посылаю, в общем, я ее шкуру в научный институт пушнины. Пусть ученые разбираются»…

И вот новая весть от Петровича. Пишет, что пришло из института письмо тяжелое, хоть на безмене взвешивай. А что же в нем: ни слова, ни полслова. Хитрит старый лисятник, заманивает к себе в гости.

…Засыпаю под утро, даю себе слово: вот только разделаюсь со своими городскими делами, и обязательно к Петровичу, хоть на день. Что-то приготовил он мне нынче, в эти, как и в тот год, большие снега. Да и съемку навскидку я хорошо отработал за это время.

Каждый раз, когда я слышу, как звякнет почтовый ящик, скорей бегу проверить, что принес почтальон. И очень радуюсь, когда из пачки газет выпадает маленькое письмо с мальчишескими каракулями. Ребята обязательно что-нибудь разыскали интересное в книжках или сами раскрыли какой-нибудь секрет и сейчас же спешат поделиться открытием. И хотя мы подружились с мальчишками, я пока не назову их фамилий, а скажу только, что зовут одного из них Иваном, второго — Петром и третьего — Павлом. Не совсем обычно познакомились мы с ними…