Мария Плахова - К островам Индийского океана

Было бы по меньшей мере странно, если бы океанские ветры не занесли на Сейшелы господствующие на западе и окруженные неослабным вниманием мировой печати веяния: искусство, имеющее своим содержанием не внешний мир, а состояние ума художника, повернутое спиной к изображению жизни.

Однако здоровые, живые ростки пробиваются к свету. Наряду со стилизованными, условными работами есть острые, характерные зарисовки: «Занятия в колледже», портреты, жанровые сценки, отличающиеся непосредственностью и хорошим вкусом: учащиеся обращаются к живительному источнику искусства — правде жизни.

Любимый художник Кристины — Огюст Ренуар. Его слова: «Художник должен верить самому себе и советоваться только со своим истинным учителем — природой» — ее художественное кредо. «Я не мудрю, у меня нет ни правил, ни методов. Любой человек может смотреть, как я пишу… и он увидит, что у меня нет секретов», — писал этот мастер. Не случайно А. В. Луначарский назвал Ренуара «живописцем счастья».

В старой немецкой сказке о трех сестрах Одноглазка и Трехглазка упиваются своей непохожестью на людей, презирают Двуглазку за сходство с другими. В наш непростой двадцатый век у этой сказки должен быть счастливый конец. Жизнеутверждающее начало, питаемое щедрой природой тропиков, созерцательный дух островитян, логично воспринимающих мир, неизбежно должны стать основой творческого поиска молодежи.

Может быть, потому, что так ослепителен экваториальный свет и окружают нас такие же смуглые молодые лица, память невольно возвращает в другую часть планеты, в другой океан, в другое, ставшее свободным государство.

— Талант — это достояние народа, и его надо беречь, — говорили нам в Национальной школе искусств города Порт-Морсби, где учатся представители шестисот этнокультурных групп Папуа-Новой Гвинеи. — Наша школа — единственное подобного рода учреждение в Океании; вернувшись домой, в деревни, ученики передадут приобретенные знания своему народу.

Условия отбора для учения в школе искусств Папуа-Новой Гвинеи те же, что и в колледже Сейшел, — наличие таланта, призвание. Процесс учебы сложен, общение между учащимися затруднено, недаром этот район планеты считается «раем для лингвистов». Дети шестисот различных племен говорят на разных языках и наречиях, нередко даже жители соседних деревень плохо понимают друг друга.

Национальная школа искусств в Порт-Морсби — явление уникальное, это не только единственное учреждение в Океании, объединяющее одаренную молодежь, но и первая попытка свободного государства воздействовать средствами искусства на духовный мир человека. Программа обучения включает изобразительное искусство (в том числе прикладное), хореографию, драматургию, литературу, музыку. Оригинальное и самобытное искусство народа, несмотря на долгое бремя колониального господства, живет и развивается в творчестве талантливых юношей и девушек.

В искусстве отражены их представления о мире, связывающие в единую цепь человека, животных, постоянно умирающую и возрождающуюся природу.

Своеобразно преломляясь в творчестве, мир этот сохраняет свои конкретные обозначения, всегда узнаваем. Однако в изображении новогвинейцев он предстает фантастичным и условным, как условны и фантастичны сами представления художника о мире.

Неудивительно, что в разных точках планеты есть много общего в восприятии жизни островитянами: условия существования, тесно связанные с природой, заставляют людей пристально к ней приглядываться, «дружить», искать контакта. Богатое воображение стремится проникнуть в суть предмета, в метафорическом, поэтичном видении мира заключена реальность.

С восходом солнца в океане из мрака возникают очертания изящных пальм, хижин, скал. Почему бы не утверждать, что… «солнце рождает деревья»? Многие народы, определив, что предметы при блеске огня приобретают красный цвет, стали считать причастными к рождению огня ярко окрашенных алых птиц…

Но вернемся к Сейшелам.

Как скажется влияние профессионального образования, как претворятся на деле сложные задачи воспитания молодых художников в молодой республике, покажет время.

Президент Альбер Рене, чей портрет, выполненный одним из учащихся, висит в аудитории класса искусств, провозгласил: «Абсолютно каждый сейшелец имеет право на бесплатное образование, а уж как он им сумеет воспользоваться — дело таланта каждого…»

На прощание Джон Адам обращается с просьбой показать учащимся наши рисунки и акварели, сделанные в рейсе и на Сейшелах. Смуглые юноши и девушки склоняются над длинным столом, где мы раскладываем работы.

Из окон класса виден океан с полоской прибоя на рифах. Белое здание колледжа похоже на большой корабль, уплывающий в голубую даль.

Близится к концу день, уже окрасились рыжим цветом гранитные скалы, солнце опускается за остров Силуэт. Джон Адам любезно предлагает отвезти нас на корабль. Цветы гибискуса еще раскрыты, ловят последние лучи, факелами пылают на фоне набрякших фиолетовых теней. Прошу Алексеева сделать несколько слайдов с цветами на фоне колледжа. И тут происходит непредвиденное.

Как всегда не торопясь, неохотно отправляется он выполнять поручение. Привыкнув все делать добротно, долго раздумывает, какому именно кусту отдать предпочтение. Выискивает ракурс, приседает и примеряется, кружит около «объекта».

Загадочные маневры и манипуляции с фотоаппаратом привлекают внимание стоящего возле соседствующего с колледжем министерства образования и информации полицейского. Покинув пост у входа, блюститель порядка в черном мундире быстрыми шажками приближается к подозрительной личности. Художник Алексеев, сочтя полицейского достаточно колоритной для кадра фигурой, включает и его в поле зрения фотообъектива, затем, желая быть правильно понятым, оживленно жестикулирует, чем еще более убеждает последнего в преступности своих намерений. В силу незнания языка диалог состояться не может, и полицейский, потеряв терпение, решительно хватает вяло отбивающегося Алексеева за руку.

С галереи видно: мой муж робко пятится в тень зарослей, представитель же власти, не выпуская руки, тащит его в обратную сторону. Мизансцена напоминает известный сюжет «кто кого перетянет». Алексеев в последний раз оглядывается в надежде на спасение, и вот лишь алая рамка цветущего кустарника обрамляет опустевшую лужайку.

К счастью, Адам уже в машине. Выруливаем к месту происшествия: примирившись со своей участью, влекомый полицейским, бредет Алексеев — левая его рука прижимает к груди злополучный фотоаппарат, правая надежно покоится в твердой руке представителя власти. Так вот почему отсутствует на Сейшелах характерная для века проблема роста преступности: бдительность полиции играет не последнюю роль! Кто знает, какое наказание предусмотрено иностранцам, бесславно фотографирующим неположенные объекты; моему соавтору, наверное, уже чудится сейшельская Бастилия во чреве гранитных скал.