Мария Плахова - К островам Индийского океана

— А как насчет открытых купальников? Прилично?

Тогда в Океании, на полинезийском острове Номука, члены экспедиции были несколько ошарашены поставленными властями условиями: «Женщины не должны появляться на острове в шортах, мужчины — купаться в плавках». Сформированной для высадки первой целомудренной группе, в том числе нам, пришлось придерживаться предписания. Однако во время пребывания на острове начался отлив. Там, где утром покачивался на волнах бот, теперь обнажились корявые рифы. Бот держался вдалеке от берега, на большой воде, с опущенной в море железной лесенкой.

На глазах у жителей деревни Номука члены экспедиции дружно ринулись в глубины в одежде. Договоренность с властями была соблюдена: никто не воспользовался купальным костюмом и, что еще ужаснее, плавками.

— Так я могу надеть открытый купальник? — отрывает меня от воспоминаний Плахова.

Напоминаю ей, что ранее, в старые времена, проспекты рекламировали Сейшелы как «острова вседозволенности». Сообщаю, что более половины младенцев появляется здесь на свет вне законных браков, от молодых матерей в возрасте от пятнадцати до двадцати четырех лет.

— А причем здесь купальники? — спрашивает моя жена, и это звучит резонно.

Туристический бизнес, дающий республике девяносто процентов валютной выручки, вряд ли станет накладывать вето на открытые купальники.

Сейчас не сезон, и знаменитый «Коралловый отель» Бо-Валлон пустует, на широкой светлой полосе пляжа не видно купальщиков. Легкое, нежное небо, изящные шеренги пальм, утопающие в свете холмы окружают опалово-изумрудную бухту. Коралловый песок искрится алмазными блестками, удивляют беззаботной щедростью пейзажи, будто природа выставляет себя напоказ.

Безлюдно и под тенью шатров из пальмовых листьев, островерхие, как шляпки гномов, выстроились на набережной необычные зонтики; в каменной стенке, отделяющей пляж от асфальтированного шоссе, зигзагообразные выступы, образующие углубления, подобные отдельным кабинам. Там, на удобных каменных скамьях, можно сложить вещи.

Вопрос о форме пляжной одежды не успевает перерасти в проблему: сжалившись, судьба посылает знамение — от пальмовой рощи к океану медленно движется сейшельская пери. На точеных плечиках черные кольца локонов, крошки-бикини, прекрасен обнаженный торс. Невозмутимо прошествовав рядом, красавица входит в воду. Так вот какова мода на островах!

Нежно поплескивая, томится океан — гигантская ванна с теплой горьковато-соленой водой. Низкие волны идут по мелководью, желтизной просвечивает дно, и прозрачная вода кажется золотистой. Возле границы рифов цвет густеет, насыщаясь иссиня-изумрудными красками. Крутая дуга бухты замкнута торчащими из воды гладкими розово-фиолетовыми скалами. Под ногами юркие рачки ввинчиваются во влажный песок остренькими конусами ракушек, матово светятся обломки кораллов. Чтобы попасть на глубину, надо уйти далеко в море.

— А как насчет акул? — на всякий случай задаю вопрос, памятуя об опыте, полученном в Океании.

— Какие еще акулы! Они только в глубинах ходят, а это курортный пляж, здесь миллионеры купаются, — в голосе Плаховой неиссякаемый оптимизм.

Хочу сказать, что вряд ли счет в банке имеет для морских хищниц какое-либо значение, но… наконец-то ноги не достают дна, упругая атласная вода блаженно покачивает тело. Над кудрявым зеленым холмом неожиданно расцветают в небе два красно-оранжевых цветка, планирующие к океану, где в ожидании «приводнения» спортсменов покачивается яркий катер.

Желающих ждет и другое развлечение: неширокие доски, по форме напоминающие лыжу, с установленными на них мачтой и парусом — виндсерфинг. Пестрыми бабочками горят косые паруса — любители скольжения под парусом выходят в залив. Знаменитое «катание на волнах» пришло с других материков. (Известный чехословацкий писатель и этнограф М. Стингл описывает давно известный в Полинезии «холуа» — спуск со склонов гор. Соорудив на сотни метров трассы из каменных плит, полинезийцы скользят по ним, как «на санях, без снега».) Возле домика-проката виден сколоченный из досок высокий помост, на нем неподвижная фигурка.

— А это что?

Трудно пожать плечами, находясь в колыхающейся воде. Действительно, что это? На берег выбираемся вблизи загадочного сооружения. Опустив на нос поля плетеной шляпы, крепко спит молодой мужчина в залатанных белых джинсах. Мерно двигается кадык, пальцы сжимают ремешок бинокля. Все тайное рано или поздно становится явным: помост — рабочее место, мужчина — наблюдатель. Подвешенный рядом железный брус призван издать предупреждающий звук, если в безмятежной глади покажется грозный плавник.

Но мы уже на берегу, и добрых тебе сновидений. Тем более местные жители не помнят случая, чтобы в заливе акула напала на купальщика. По статистике, в Тихом океане от акул погибает пять человек в году, в Атлантике — один, в Индийском — еще предстоит выяснить, наверное, какой-то пустяк. Теперь в роли пессимиста выступает Плахова.

— Но в прежние времена на Сейшелах велась на акул интенсивная охота! Акульи плавники вывозили в Сингапур и Гонконг, а съедобные части ели сами сейшельцы. Кто знает, когда акулы вздумают появиться вновь?

Вот теперь я наконец могу пожать плечами. Действительно, кто знает?

Снова, в который раз, поражаешься светоносной силе тропической природы. Как многолик пейзаж в южных и северных широтах, в разное время суток и при разной погоде. Свет гасит или заставляет вспыхивать краски, выявляет или смягчает очертания предметов, создает настроение, управляет кистью.

Проблема передачи освещения занимала не одно поколение живописцев. Удивительных успехов добились голландские пейзажисты XVII века, в частности Вермеер Дельфтский. В XIX веке к проблеме света в плейере вплотную приблизились англичане Джон Констебль и Уильям Тернер с их мягкой и подвижной красочной средой и точным движением кисти, определяющей место предмета в воздушной среде.

Именно Джона Констебля можно назвать отцом реалистического пейзажа. В начале XIX столетия, стремясь к предельно конкретному и правдивому изображению, стал он впервые писать природу непосредственно с натуры, творчеством своим совершив подлинную революцию в пейзажной живописи. Небезынтересна и позиция Жана Батиста Камиля Коро: «…природа — это все…» Этот мастер французской школы, как никто, умел передать свежее, трепетное ее дыхание. Он пишет растрепанные дуновением воздуха кроны деревьев, склоненные сухие стебли трав, на его полотнах ветер гонит облака, колышет цветущий вереск.