Вячеслав Крашенинников - По Декану

«Фяшан ка хэ, замана!» (Нынче время моды).

Большинство людей, не уловив перемены, слушали новую песню с тем же восхищенным выражением на лицах. Но вскоре послышались негодующие возгласы:

— На урсе не место таким песням!

— Разве тут можно петь о людях?

— Бога бы побоялся!

Кавваль, слыша упреки, замолчал и начал оправдываться, говоря, что народ требует такие песни.

Выслушав еще несколько песен, все мы вернулись на импровизированную торговую улицу, и очень вовремя: там началось сильное движение, народ бежал навстречу массе факелов и ламп, медленно приближавшихся к даргаху. Побежали и мы.

— Сандал идет! Сандал!

— Откуда?

— Из Рангапуры!

Гром барабанов приближался. К нему примешивались резкие звуки труб, дудок, выкрики песни. Прямо по матам, устилавшим дорогу, к даргаху двигалась большая процессия. Две трети в ней были хинду. Это несли сандал из Рангапуры. Готовясь ко дню урса, самые почтенные старики деревни несколько дней старательно терли камнями сандаловые доски, накапливая в посудинах пахучие опилки. Верующие считают, что для души святого нет ничего приятнее, чем эти опилки, разбросанные вокруг его надгробия! Их-то и несли в большом блюде, прикрытом сверху расшитым зеленым покрывалом, под просторным зеленым же балдахином на высоких шестах, который окружала дюжина факельщиков.

Во главе процессии усердно, самозабвенно танцевали женщины банджара. Так и мелькали подолы широких красных юбок, малиновым звоном звенели бесчисленные браслеты.

За банджара следовал оркестр, подымавший дикий шум, потом сандал и, наконец, факельная процессия, которая по мере приближения к даргаху на глазах обрастала народом. Увязался со всеми и я.

У входа в даргах была бешеная суматоха. Люди словно обезумели. Охваченные религиозным экстазом, они жались к стенам, и кордон полицейских в мятых темно-зеленых шимелях с великим трудом сдерживал их напор. Латхи — бамбуковые палки — то и дело угрожающе подымались в руках служивых. Впрочем, их ни разу не пустили в ход. Все стены были облеплены белыми фигурами. Только вход, заваленный сотнями чувяк, сандалий и ботинок, был открыт для старейших и набожнейших почитателей старого Наранджана.

Я с великим трудом протискался в набитое людьми нутро даргаха. Там, посередине платформы, высилось надгробие, заботливо укрытое зеленым расшитым балдахином. Кругом лежали цветы. У края надгробия стояла глиняная кадильница, из которой подымался дым ароматических курений. Тут же лежал морчхал — род веера из павлиньих перьев, прикосновение которого, по общему мнению, равно прикосновению руки божьей.

Старики мусульмане благоговейно припадали к надгробию, низко сгибаясь перед ним в поклоне, целовали край покрывала. Сквозь узкие, забранные кирпичной решеткой окошки видны были приникшие к ним неподвижные белые силуэты. Это были женщины (женщин часто не пускают внутрь даргахов).

Когда наконец к даргаху прибыл сандал из Рангапуры, внутри него началось великое замешательство. Сквозь дверь, полощась над головами людей, просунулось широкое ярко-зеленое знамя на гибком бамбуковом древке. Люди трясущимися руками ловили его край, прижимали к губам.

Раздались возгласы:

— Свету, свету больше!

Высокий человек с головой, закутанной в платок, полез на стену и принялся накачивать воздух в баллоны ламп [10] В Индии в большом ходу очень яркие керосиновые лампы с горелками накаливания, действующие по принципу примуса. . В их ярком свете еще лучше стали видны возбужденные лица и горящие глаза молящихся.

Наконец чаша с сандалом появилась в даргахе. Человек пять пожилых людей в фесках, закрыв глаза, густыми низкими голосами запели газель, вторые строфы которой кончались словами: «Ас салам-ул-малек!» Общее смятение достигло предела. Люди, толкаясь, начали суматошно растягивать поверх надгробия гирлянду — четырехугольную нить с нанизанными на ней цветами. Кто-то из стариков, размахивая бутылкой с розовой водой, щедро кропил всех присутствующих, другие разбрасывали вокруг надгробия сандаловые опилки.

Прижатый в угол даргаха, потрясенный, я наблюдал это необыкновенное зрелище, в котором были фанатизм и какое-то коллективное сумасшествие.

Когда я кое-как протолкался к выходу, меня встретил обеспокоенный Хасн-уд-Дин Ахмед.

— А я боялся, что вас там задавят! — обрадованно сказал он.

— Этот сандал последний? — отдышавшись, спросил я.

— Что вы! Процессии с сандалом прибудут из всех окрестных деревень, а их тут немало!

Долго потом бродили мы по огромному табору урса. Всю ночь пылали огромные костры. Со всех сторон несся тревожный пульсирующий грохот самодельных крестьянских барабанов, похожих на опрокинутые лукошки. Два-три барабанщика шли впереди, за ними плелся нанявший их крестьянин. В руках он держал поднос с кокосовым орехом, монеткой или сладостями. Люди несли дары святому Наранджану, ожидая от него помощи — исцеления близкого, поддержки в хозяйстве и т. д.

А когда, отойдя от «главной улицы», мы вступали в густую тьму, где стояли возы и лежали бесчисленные неподвижные фигуры, то наблюдали житейские сценки. Какой-то парень, примостившийся у колеса арбы, обнимал девушку, пытаясь поцеловать ее. Девушка, смущаясь, отталкивала ухажера. Всюду шли тихие разговоры о хозяйстве, о делах и заботах, бедах и несчастьях, болезнях и смерти, о надеждах на будущее.

Утром, когда из-за гор выкатилось огромное пылающее солнце, молящимся был дан приказ администратора района и полицейского инспектора разъезжаться по домам.

— Обычно здешний урс празднуют дня два-три, — пояснил Хасн-уд-Дин. — Но тут образовалась такая скученность и антисанитария, что может вспыхнуть эпидемия. К тому же в округе сейчас мало воды.

И люди, повинуясь приказу, стали разъезжаться. Двинулись в обратный путь и мы. Но перед этим забрались на высокий склон горной гряды, возле которой ютится Рангапура, и с орлиной высоты долго любовались на безбрежную равнину, лежавшую у наших ног, и на синие дали, где плоские сизые горы смыкаются с такими же сизыми небесами.

Заканчивая главы, посвященные Хайдарабаду и Андхре, в целом мне хочется сказать, что я коснулся далеко не всех сторон их жизни. Они слишком многообразны, чтобы изложить их на полутора сотнях страниц.

Даже сами местные ученые и те недостаточно знают историю Андхры, историю государств, существовавших некогда на ее территории. Очень мало исследованы современная жизнь и культура народов и племен, населяющих страну.

В штате есть горные и лесные районы, населенные отсталыми племенами, где никогда не бывали даже вездесущие англичане и сборщики наваба. Никто не исследовал пока жизни, языка и богатейшего фольклора банджара, так напоминающих наших цыган.