Дэвид Аттенборо - Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

«Поймаем, когда рассветет», — пробормотал я и попытался уснуть. Младенец завопил с новой силой, и тут моих ноздрей коснулся ни с чем не сравнимый запах свиньи. Я открыл глаза и увидел Гудини; наш друг с наслаждением терся задницей о стойку вигвама. Спать, пока его снова не обуздают, разумеется, мы не могли, поэтому я обреченно вылез из гамака и, стараясь не будить других, призвал Чарльза на помощь.

Последующие полчаса Гудини бодро носился по хижине и вокруг нее, а мы с Чарльзом, полуголые и босые, скакали за ним. Наконец нам удалось схватить его за шкирку и привязать к шесту. Гудини, безмерно довольный тем, что ему удалось переполошить всю деревню, глухо зевнул и уселся на землю, зажав ананас между передними ногами. Мы вернулись в гамаки в надежде поспать хотя бы три часа, что оставались до рассвета.

Путь обратно вниз по реке начался вполне мирно. Из стволов молодых деревьев, связанных полосками коры, мы соорудили клетку для пекари и закрепили ее на носу каноэ. Первые полчаса Гудини вел себя безупречно; кракс, привязанный тонкой веревкой за ногу, мирно восседал на непромокаемом брезенте, которым были закрыты наши вещи; черепахи задумчиво ползали по дну каноэ, попугаи приятельски орали над ухом, а мартышки-капуцины в большой деревянной клетке заботливо перебирали шерсть друг друга. Чарльз и я растянулись на солнце и беспечально глядели то на голубое, чистое небо, то на изумрудно-зеленые ветки проплывавших мимо нас деревьев.

Но так продолжалось недолго. Вскоре путь нам преградила баррикада из полузатопленных коряг. Мы вылезли из каноэ и, нагнувшись, стали его перетаскивать. Гудини решил, что настал его звездный час. Незаметно для нас он перегрыз кору, соединявшую нижние перекладины клетки, и вмиг оказался в воде. Я прыгнул за ним, едва не опрокинул каноэ и, проплыв несколько метров, схватил его за шкирку. Свинья брыкалась, брызгалась, истошно визжала, но в конце концов мне удалось затащить ее в то, что осталось от клетки. Чарльз спешно начал ее чинить, я выжимал до нитки промокшую одежду и раскладывал ее, чтобы просушить на брезенте. Гудини, судя по всему, купание понравилось, он явно намеревался повторить водные процедуры, поэтому остаток пути один из нас сидел у клетки и методично укреплял перекладины, как только зверь посягал на кору.

Поздним вечером мы добрались в Джавалу, родную деревню Кинга Джорджа, расположенную примерно в километре от Кукуикинга. Мы устроились на ночлег, но сперва покрепче привязали Гудини к длиннющему шесту и расквартировали в заброшенном вигваме других животных.

Через день нам предстояло возвращаться в Имбаимадаи. Большинство жителей Джавалы всю неделю охотились, но Кинг Джордж заверил, что сегодня они вернутся и в благодарение за удачную охоту будут петь гимны «аллилуйя».

Мы много слышали об этой, как видно из названия, родственной христианству загадочной религии, которая распространена в «нашей» части Южной Америки. В конце XIX века живший в саванне индеец из племени макуси посетил христианского миссионера, а вернувшись, сообщил соплеменникам о видении, в котором он встречался с великим духом по имени Папа, живущим высоко в небе. Папа сказал, что ему надо поклоняться в молитве и его проповедовать, после чего велел идти к макуси, чтобы рассказать им о новой вере, которая называется «аллилуйя». Вслед за макуси невиданную прежде религию восприняли их соседи, и в начале XX века она окончательно закрепилась среди близких друг другу, говорящих на карибских диалектах племенах патамона, арекуна и акавайо. Прибывшие позднее миссионеры, по всей видимости, не распознали христианские корни верований, с какими они столкнулись, объявили их языческими, осудили и боролись с ними изо всех сил. Обострялась эта борьба всякий раз, когда новый пророк «аллилуйя» возвещал, что Папа предсказывал скорое пришествие белых людей, которые будут учить по книгам и на разные лады извращать открывшуюся индейцам истину. Судя по накалу миссионерской ярости, в этой странной религии действительно сохранилось немало архаичных, языческих черт, и мы гадали, что увидим, когда вернутся охотники, — экзотическую версию христианского богослужения или варварский ритуал.

Мы спросили Кинга Джорджа, можно ли снимать обряд. Он согласился — и нам оставалось только дожидаться.

Пополудни вдалеке показалось каноэ, плывущее вниз по течению. Мы подумали, что это, должно быть, возвращаются первые охотники, и отправились на берег, чтобы их встретить.

Но вот каноэ причалило — и перед нашими оторопелыми взорами предстала очень странная фигура, которая двигалась по тропинке прямиком к нам. По рассказам мы представляли себе щуплого, гибкого индейца в традиционном наряде, но вместо него увидели старика в ослепительно-голубых льняных шортах и кричаще-яркой рубашке спортивного кроя, безвкусно разрисованной разноцветными фигурами тринидадских барабанщиков. Довершала костюм тирольская шляпа с белым пером. Дивное видение оскалилось беззубой улыбкой и засунуло руки в карманы ультрамариновых штанов.

«Человек сказал, что вы хотите смотреть танец “аллилуйя”. Прежде чем я танцевать, сколько доллар вы давать?»

Не успел я ответить, как стоявший рядом с нами Кинг Джордж, яростно размахивая обеими руками, начал что-то гневно кричать на акавайо. Мы никогда не видели, чтобы он так злился.

Старик снял шляпу и нервно вертел ее в руках. Кинг Джордж, продолжая метать громы и молнии, подступал к нему все ближе, и в конце концов незадачливому танцору ничего не оставалось, как ретироваться к своей лодке. Он поспешно забрался в нее и погреб вниз по реке.

Кинг Джордж вернулся к нам, все еще задыхаясь от негодования.

«Ты, — с неподдельным отчаянием вопил он, — слушай, я сказал этому, недостойному, что в нашей деревне мы поем “аллилуйя” только во славу Божью, а если он пришел тут петь за деньги, это не настоящие “аллилуйя” и пусть убирается».

Ближе к вечеру вернулись охотники. Они несли на спине плетеные корзины, доверху наполненные копченой рыбой, ощипанными птицами и медно-коричневыми кусками копченого мяса тапиров. У одного из них на плече красовалось ружье, остальные довольствовались духовыми трубками или луками со стрелами. В полном молчании, не здороваясь ни с Кингом Джорджем, ни с кем другим из жителей деревни, они вошли в главный вигвам, пол которого чисто вымели и сбрызнули водой к их приходу. Охотники сложили добычу на середине вокруг шеста, один за другим, не проронив ни слова, покинули хижину и прошли метров пятьдесят по тропинке, ведущей к реке. Здесь они выстроились в колонну по три, негромко запели и, неторопливо, ритмично двигаясь — два шага вперед, один назад, — процессией пошли к вигваму. Возглавляли процессию и вели мелодию три молодых человека; каждые несколько минут они поворачивались к остальным танцующим. Медленно, то наклоняясь вперед, то притоптывая, чтобы подчеркнуть незамысловатый ритм песнопения, индейцы продвигались по тропе, ведущей к хижине. Когда они вошли, мелодия и ритм тут же сменились, охотники взялись за руки и образовали круг, в центре которого высилась гора рыбы и мяса. В хижину случайно заглянула какая-то женщина и присоединилась к танцующим. Несколько раз в тягучем, монотонном, на три ноты, песнопении я различил слова «Папа» и «аллилуйя». Кинг Джордж, сидя на пятках, задумчиво рисовал что-то палкой на земле. Неожиданно пение оборвалось, индейцы замерли, глядя кто в пол, кто в потолок. Вдруг юноши, которые вели процессию, запели снова, круг перестроился в линию; теперь охотники стояли лицом к центру вигвама, правая рука каждого лежала на плече соседа. Минут через десять они опустились на колени, в унисон произнесли короткую, торжественную молитву, после чего все разом поднялись. Человек с ружьем подошел к Кингу Джорджу, поздоровался с ним за руку и закурил. Служба закончилась, и, при всей ее странности, нам она показалась очень искренней и проникновенной.