Дэвид Аттенборо - Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

Наутро празднество продолжилось. Пришел черед мужчин. В длинных традиционных набедренных повязках, вооруженные щитами и мечами, они в медленном танце двигались перед домом, время от времени подпрыгивая с оглушительным воинственным воплем. Самый колоритный из них был сверху донизу закутан в пальмовые листья, а на его лице красовалась огромная, покрытая белилами маска с длинным носом, гневно раздутыми ноздрями, огромными клыками и выпуклыми зеркальными стекляшками вместо глаз.

Мои опасения, не слишком ли нагло мы вторглись в жизнь деревни, не оправдались: любопытные даяки подглядывали столь же бесцеремонно, как и мы за ними. С наступлением темноты к нам на катер неизменно вваливалась толпа деревенских жителей, с искренним недоумением наблюдала, как мы едим ножами и вилками, и восхищенно разглядывала нашу аппаратуру. В один из вечеров они завороженно следили, как мы вставляем пленку в магнитофон; огромным успехом пользовался также фотоаппарат со вспышкой.

Мы, в свою очередь, осмелели настолько, что попросились посмотреть расположенные вдоль длинного коридора комнаты, в которых живут даяки. В некоторых жилищах стояли низкие кровати, закрытые грязными, порванными москитными сетками, однако большинство обитателей деревни предпочитали есть, спать и сидеть на ротанговых подстилках. Отсутствие мебели никого не смущало. Люлек и колыбелей тоже не было, однако изобретательные даякские матери нашли остроумный выход: они плотно заматывали своих чад в длинную полосу ткани с петлей сверху и подвешивали к потолку, так что младенцы спали вертикально, а когда начинали плакать, родительницы легонько толкали «кокон», и он раскачивался взад-вперед.

Каждому встречному мы обещали щедрое вознаграждение за пойманных для нас животных, так как знали: даже самый неопытный даякский охотник за неделю поймает больше животных, чем мы за месяц. Но, увы, наше предложение никого не привлекало. Как-то, слоняясь по дому, я заметил на полу одной из комнат горку белых длинных перьев, несомненно принадлежавших фазану аргусу, едва ли не самой красивой из обитающих на Борнео птиц.

«А сама птица где?» — с ужасом спросил я.

«Здесь», — ответила хозяйка и ткнула пальцем в горшок с кусками и остовом ощипанного и разделанного фазана.

В отчаянии я застонал.

«За такую птицу можно дать много, много бусин».

«Мы голодные», — отрезала она.

Было ясно: жители деревни не верят, что мы способны достойно вознаградить их усилия.

В один из дней, когда мы с Чарльзом возвращались после съемок в лесу, нам повстречался знакомый старик из тех, кто постоянно приходил к нам на катер.

« Selamat siang , — поздоровался я. — Мир этому дню. Скажи, ты сможешь поймать для меня животных?»

Старик покачал головой и улыбнулся.

«Вот, погляди».

Я вытащил из кармана свою сегодняшнюю находку, похожую на обломок блестящего полосатого, оранжево-черного мрамора. Вдруг «камешек» зашевелился, развернулся — и оказался огромной, восхитительной многоножкой. Она неторопливо поползла по моей ладони, опасливо шевеля черными, узловатыми «антеннами».

«Нам нужны животные, — принялся объяснять я, — разные, большие и маленькие. За вот такого, — я показал пальцем на многоножку, — дам тебе плитку табака».

Старик изумленно уставился на меня. Это была чрезмерно большая плата за насекомое, но мне хотелось хоть как-то объяснить, что нам очень нужны животные. Много повидавшего в жизни даяка наша щедрость потрясла, и я был очень доволен собой.

«Кажется, можно считать, что нашего звероловного полку прибыло», — сообщил я Чарльзу.

На следующее утро меня разбудил Сабран.

«Там человек пришел. Много-много животных».

Я тут же выскочил из постели и понесся на палубу. Там меня ждал наш знакомый старик. Бережно, словно бесценное сокровище, он держал сосуд из тыквы.

«Что там?» — нетерпеливо спросил я.

В ответ старик аккуратно высыпал содержимое сосуда на палубные доски. Это были примерно между 200 и 300 маленьких коричневых мокриц, почти ничем не отличавшихся от тех, что обитают в нашем лондонском саду.

Несмотря на все мое разочарование, я не смог сдержать смех.

«Что ж, очень хорошо, — сказал я. — За этих животных могу дать пять плиток табака, и не больше».

Старик явно рассчитывал на более достойное вознаграждение, но виду не подал, лишь сдержанно пожал плечами. Я заплатил за работу, с серьезным видом бережно собрал мокриц в сосуд, а вечером отнес в лес и отпустил на волю.

Пять плиток табака произвели огромное впечатление. По деревне тут же разлетелся слух, что мы хорошо платим, и даяки начали приносить нам животных. Платили мы действительно щедро, и вскоре на нас обрушился поток желающих поделиться дарами местной фауны. Коллекция росла не по дням, а по часам — маленькие зеленые ящерки, белки, коты-циветты, хохлатые американские куропатки и завораживающе красивые висячие попугаи. Этих очаровательных изумрудно-зеленых птичек с алыми пятнами на груди и под хвостом, с оранжевыми «погонами» на плечах и голубой звездочкой во лбу местные жители по-малайски называют burung kalong , то есть попугаи-нетопыри. Этим именем они обязаны странной привычке спать, повиснув на ветке головой вниз.

С утра до ночи мы были заняты тем, что сооружали новые клетки, кормили наших питомцев и чистили их жилища. Животные все прибывали, и в конце концов мы были вынуждены загромоздить клетками носовую часть палубы и превратить ее в мини-зоопарк. Больше всего хлопот нам доставило последнее «поступление» в коллекцию. Однажды утром на берегу появился незнакомый даяк с большой плетеной корзиной, которую он держал над головой.

« Tuan , — окликнул он. — Beruang есть. Надо?»

Я позвал его на катер. Он поднялся и протянул мне корзину. Я заглянул внутрь и осторожно вынул маленький черный комок шерсти. Это был крохотный медвежонок.

«В лесу нашел, — сообщил охотник. — Мама нет».

Крохе едва исполнилась неделя от роду, у него еще не открылись глаза. Он отчаянно махал тяжелыми лапами с большими розовыми пятками и вдруг жалобно заревел. Чарльз понесся на корму и принялся спешно разводить сухое молоко в бутылке для кормления. Я тем временем вознаградил добытчика шестью плитками соли. Накормить младенца оказалось непросто: пасть у него была огромная, но сосать он еще не мог. Нам пришлось не раз расширять дырку в соске, пока наконец теплое молоко не потекло по медвежьим губам прежде, чем мы засунули соску в пасть. Однако глотать малыш категорически отказывался, хоть и грозно рычал от голода. Отчаявшись, мы отбросили бутылку и попробовали покормить зверя с помощью стержня для ручки. Я держал ему голову, а Чарльз, просунув стержень между беззубыми деснами, тонкой струйкой влил немного молока прямо в горло. Медвежонок сглотнул и тут же, сотрясаясь всем телом, зашелся в приступе икоты. Мы легонько похлопали его по спине и принялись энергично растирать круглое розовое пузо. Когда зверю чуть полегчало, мы предприняли вторую попытку его покормить. Примерно через час общими усилиями удалось влить в него несколько чайных ложек молока, и уставший от нашей настырности бедный зверь мирно уснул.