Дэвид Аттенборо - Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

Визит в авиакомпанию оказался более обнадеживающим. Нам подсказали, что самолет на Тимор, который раз в две недели отправляется из Макасара, по пути останавливается в городе Маумере на острове Флорес. Сам остров, по форме напоминающий банан, сравнительно небольшой — 320 километров в длину. Маумере расположен примерно в 60 километрах от его восточной границы, Комодо начинается через 5 километров от западной. Остается нанять в Маумере легковую машину или грузовик — и беспокоиться не о чем.

В Сурабае несколько наших знакомых о Маумере слышали, но никто из них там не был. Самым надежным источником информации оказался китаец, дальний родственник которого держал в Маумере магазин.

«А как там с машинами? — обеспокоенно спросил я. — Там много машин?»

«Много, точно знаю, — успокоил он. — Если позволите, я пошлю телеграмму своему родственнику, его звать Тхат Сен. Он все устроит».

Мы рассыпались в искренней благодарности.

«Все просто, — тем же вечером доложил я Даану. — Мы летим в Макасар, там пересаживаемся на самолет в Маумере, приземлившись, встречаемся с шурином нашего китайского приятеля, с его помощью арендуем машину, катим 300 километров на другой конец Флореса, там находим каноэ или еще что-нибудь, плывем прямиком на Комодо — и начинаем охоту на дракона».

По приезде выяснилось, что Макасар осажден повстанцами, захватившими почти весь Сулавеси. Время от времени они спускались с гор, где находился их штаб, и устраивали засады на шоссе, ведущем из аэропорта в город. По аэропорту лениво слонялись солдаты в камуфляже, вооруженные пистолетами-пулеметами системы СТЭН. Нас со всей строгостью допросили в миграционной службе, после чего, под конвоем, выпустили в город на одну ночь. На следующий день мы с Чарльзом и Сабраном вернулись в аэропорт и в маленьком, на 12 пассажиров, самолете вылетели на юго-восток. Под нами проплывали крохотные, похожие на горстки земли острова, покрытые грубым полотном выгоревшей бурой травы с зелеными заплатками пальмовых деревьев и окаймленные коралловой линией пляжей. За волнистой линией прибоя мраморной зеленью переливались коралловые отмели, а там, где дно резко опускалось, море сияло ослепительной голубизной. Острова были похожи друг на друга как две капли воды. Комодо, размышлял я, внешне ничем не отличается от своих соседей, но почему-то лишь на этом острове и прилегающих к нему клочках земли сохранились огромные древние рептилии.

Мы летели по безмятежному небу, между золотисто-желтым солнцем и ярко-синим морем. Часа через два впереди, на затянутом дымкой горизонте проступили массивные горы. Это был остров Флорес. Самолет пошел на посадку. Под нами замелькал вытканный кораллами синий покров моря. Впереди показались треугольные вершины вулканов. Мы пронеслись над берегом, над крытыми хижинами, теснившимися вокруг большой белой церкви, и самолет, сотрясаясь, приземлился на поросшую травой посадочную дорожку.

О том, что эта полоса официально предназначена для посадки самолетов, можно было догадаться только по стоящей на ее краю беленой постройке: никаких других признаков аэропорта здесь не было. Посреди поля стояла толпа встречающих, а за ними — о радость! — виднелся грузовик; на его переднем бампере сидели двое мужчин. Вместе с другими пассажирами мы проследовали за пилотами в здание. Пока дожидались представителя авиакомпании, нас украдкой разглядывала дюжина мужчин в саронгах, внешне совсем не похожих на невысоких, с прямыми волосами яванцев и балийцев. Курносые и курчавые, они скорее напоминали жителей Новой Гвинеи или Океании. Вскоре появилась девушка в форменной пилотке и несуразной юбке из плотной клетчатой ткани. Это и было долгожданное официальное лицо. Не обращая на нас никакого внимания, она вместе с летчиками принялась заполнять бумаги. Мы огляделись: нас никто не спешил встретить. Тем временем выгрузили наш багаж. Мы растерянно топтались вокруг него, надеясь, что Тхат Сен распознает нас по ярким наклейкам на чемоданах и багажным биркам.

«Добрый день, — громко сказал я на индонезийском, обращаясь ко всем сразу. — Тхат Сен?»

Чуть поодаль, привалившись к стене, стояли несколько подростков и с любопытством разглядывали багаж и нас. Один из них время от времени хихикал. Девушка в клетчатой юбке выбежала из здания и понеслась к взлетной полосе, торопливо размахивая бумагами.

Один из мужчин, до сих пор рассеянно глядевших в нашу сторону, подошел к нам и, приложив руку к форменной фуражке, представился инспектором таможни.

«Ваше?» — Он показал на багаж.

Я вымученно улыбнулся и старательно произнес на понятном ему языке заранее отрепетированный монолог: «Мы англичане, из Лондона. К сожалению, мы плохо говорим по-индонезийски. Мы приехали снимать фильм. У нас много документов — из Джакарты, от Министерства информации, из Сунгарайи, от губернатора Малых Зондских островов, из посольства Индонезии в Лондоне, от Британского Совета в Сурабае…»

Одно за другим я протянул все имеющиеся у нас письма. Таможенный инспектор набросился на них, как голодный — на долгожданную еду. Пока он переваривал их содержание, в дверь протиснулся толстый, взмокший китаец. Он протянул к нам обе руки, широко заулыбался и разразился бурным потоком индонезийской речи.

Смысл первых предложений был еще понятен, но Тхат Сен сыпал словами так быстро, что вскоре я перестал улавливать смысл. После двух безуспешных попыток вклиниться в его пространную тираду («Мы англичане, из Лондона. К сожалению, мы плохо говорим по-индонезийски…»), мне ничего не оставалось, как утешиться ролью восхищенного зрителя. Впрочем, зрелище было увлекательное: наш спаситель в измятых, обвисших штанах цвета хаки и поношенной рубашке говорил, выразительно жестикулируя, и каждые две минуты вытирал брови красным грязным платком. Больше всего меня заинтриговал его лоб, над которым, прямо посередине, был выбрит довольно большой, сантиметров семь, клок волос. Из-за этого брови китайца казались гораздо гуще, а лоб — выше, чем их замыслила природа, и я старался представить, как он выглядел изначально. Скорее всего, его жесткие, как щетина, волосы нависали над роскошными бровями… Как только китаец закончил говорить, я немедленно вернулся в реальность и поспешно забормотал: «Мы, мы англичане из Лондона, к сожалению, не говорим по-индонезийски…»

К этому времени чиновник закончил изучать наши бумаги и принялся помечать мелом наш багаж. Тхат Сен просиял. « Losmen! » [10] Недорогая гостиница, гостевой дом, хостел ( индонез .). — воскликнул он. Видя, что я не понимаю, он повел себя так же, как любой британец при встрече с иностранцем, не знающим английского: решил, что я глухой.