Арто Паасилинна - Тысяча Чертей пастора Хуусконена

Этой зимой в берлоге у Рехкойла располагалась временная церковная канцелярия. Туда переадресовывали все поступавшие пастору служебные звонки. Оттуда он давал указания по поводу христианской миссии и руководил приходом. Пребывая в спокойствии и умиротворении, пастор Хуусконен готовил проповеди в тишине берлоги.

Но зима отступила, и отдых закончился. Оскари Хуусконен снова восстал из-под снега и теперь разъезжал на лыжах по благотворительным кружкам; проводя молебны, проповедовал в церкви, как раньше, а затем на ночь возвращался в берлогу. Но неожиданно туда нагрянула с визитом пасторша Саара Хуусконен, которая поинтересовалась у хозяйки Сайми Рехкойла, где муж.

– Так он же там… в берлоге. Они наукой заняты. Лучше туда не ходить и не мешать. Да и Черт может проснуться.

Однако пасторша Хуусконен пришла с официальным делом, и остановить ее было невозможно. Она схватила на крыльце лопату для снега, подобралась к берлоге и начала копать.

В берлоге перепуганные Оскари и Сонья подсматривали через линзу перископа, как грозная пасторша с лопатой проводит наступление. Сонья попросила у Оскари помолиться о милости Божьей, но пастор только раздосадованно что-то проворчал.

Разгневанная пасторша сбила торчащую из снега трубу перископа. Расчистив сугроб перед дверью, Саара рявкнула в берлогу:

– Я пришла всего лишь сказать, что выписываюсь из церкви, Оскари Хуусконен!

Далее последовала жестокая сцена. Сонья Саммалисто выползла из берлоги и, молясь и плача, убежала под защиту дома Рехкойла. Оскари Хуусконен, застрявший в берлоге, попытался утихомирить жену, но та копила в себе ярость всю зиму. Супруги кричали и ревели так, что Черт проснулся, зловеще зарычал и выбежал на улицу. Он был уже большим мальчиком, и перепуганная пасторша освободила ему путь. В берлоге остался только пастор Хуусконен, на котором почти не было одежды. Погода в вечерние сумерки стояла суровая – двадцатиградусный мороз и ветер. Выходить на улицу в одних трусах пастору не хотелось. Но поскольку жена швыряла в берлогу снег, надо было натянуть зимнее снаряжение. Наконец Хуусконен вырвался из берлоги, и помогли ему в этом плечи. Пасторша удрала в дом, а пастор бросился к лыжам и отправился в погоню за медведем. Уезжая, он прокричал, что если жена хочет выписаться из церкви, то приходить с этим надо в рабочее время в канцелярию. И пастор исчез вслед за Чертом в темной чаще.

В доме женщины попытались успокоиться. Вдова Сайми Рехкойла сварила кофе и предложила к нему шоколадный кекс. Сонья Саммалисто, захлебываясь от рыданий, рассказывала о своем обращении к религии и просила прощения за прелюбодеяние у пасторши и Отца Небесного. Она лепетала псалмы, с которыми, как и с другими библейскими текстами, познакомилась за зиму. Гнев пасторши утих настолько, что она пообещала охотно уступить Сонье мужа – с лыжами, медведем и всем остальным. Сначала она порвала бы с церковью, а затем и с дедом.

Но Сонья не хотела уводить Оскари у пасторши. Она действительно приняла веру, а в Оулу у нее был жених, она не могла жить со старым мужчиной во грехе, во всяком случае не с пастором.

Лишь под утро пастор Оскари Хуусконен поймал Черта в чаще. Медведь замерз, буквально окоченел и был очень тяжел, он ворчал и скалил зубы, дотащить его обратно до берлоги оказалось адским трудом. С рассветом уставший пастор ввез рычащего питомца на спине во двор дома Рехкойла, втиснул назад в берлогу, захлопнул за собой дверь и прилег.

Около полудня Сайми Рехкойла принесла мясной суп и сообщила, что пасторша и Сонья Саммалисто ушли вдвоем, она добавила, что Сонья хотела получить в свое распоряжение последние дискеты с данными о зимней спячке медведя, если только пастор позволит. Сонья также сказала, что их можно отправить в Университет Оулу на ее имя.

– В этом нет никакой спешки. Вот какие пожелания она попросила передать, – завершила вдова.

Пастор Оскари Хуусконен подумал, что, черт возьми, подобного не должно было случиться. В голове промелькнула мысль помолиться Господу об отмене всего произошедшего, однако затем он устало повернулся на бок и решил: ну и ладно. В конце концов, Сонья – глупая гусыня: чудачки погружаются в религию, хотя мир в состоянии предложить им вещи и получше. Настроение у Оскари настолько упало, что захотелось дать Черту пинка под зад, но медвежонок снова спал сладким сном, да и что он понимал в людских делах. Оскари снова прилепил исследовательские датчики к медвежьей туше и настроил компьютер.

Пастор Оскари Хуусконен почти беспробудно спал вторые сутки, просыпался лишь изредка, чтобы полакать мясной суп, а потом опять мрачно смыкал глаза.

Днем на второй день в берлогу проскользнула вдова Сайми Рехкойла, бесшумно легла рядом с угрюмым Хуусконеном, обвила его плечо рукой и прошептала:

– Не обращайте внимания, пастор. Я попробую вас утешить. Давайте спать спокойно. Нам, одиноким, лучше держаться вместе.

Наступила весна, Черт проснулся. Пастор Оскари Хуусконен забрался с ним в дом Рехкойла.

– Зима приходит и уходит, и ушла она на удивление быстро. Хозяйка фермы больше не будет заниматься научным исследованием и медведем, – говорила Сайми Рехкойла, наливая кофе Оскари Хуусконену. Черт глодал купленную в магазине жевательную кость под креслом-качалкой. Он еще был довольно сонным, настоящей еды ему пока не хотелось.

Сайми сказала, что вполне оправилась после самоубийства Сантери. Лишь теперь она поняла, что человека нельзя оживить, как бы сильно ни душила вас тоска. Последний раз вдова ходила на кладбище в Страстную пятницу, слушала пение синиц и искала предвестия весны. Затем она принесла лопату и соорудила на могиле Сантери Рехкойла высокий метровый сугроб. Этот поступок она не могла объяснить даже себе самой, но он доставил ей радость.

Из Хельсинки вдове позвонила пасторша, которая переехала туда работать преподавателем-почасовиком и больше не собиралась возвращаться в пасторский дом в Нумменпяя. Саара просила передать, что выписалась из церкви и забрала с собой мебель.

Сайми Рехкойла и Оскари Хуусконен пылесосом вместе очистили исследовательскую берлогу от медвежьей шерсти и черной зимней грязи.

– А на следующую зиму вы вернетесь в берлогу? – спросила Сайми Рехкойла. Оскари не нашелся с ответом, настолько неясная перспектива маячила впереди.

– Я все равно буду за ней присматривать – на случай, если осенью вы вдруг появитесь, – пообещала вдова.

Оскари перетащил из берлоги в дом плюшевого медведя, зимнюю маму Черта, и, когда гигантская игрушка была как следует выбита, усадил ее в угол рядом с напольными часами. Сайми поблагодарила его за это. Компьютер отправился в коробку с университетским адресом Соньи Саммалисто. Сайми пообещала послать в Оулу технику и бумаги с научными данными авиапочтой.