Арто Паасилинна - Тысяча Чертей пастора Хуусконена

А вечером Оскари Хуусконен провел свое первое настоящее цирковое представление в ночном клубе. Судно было уже на восточной стороне Кольского полуострова, и кто-то увидел у борта «Аллы Тарасовой» бултыхающуюся белуху. Хуусконен рассказал слушателям о природе Северного Ледовитого океана, а затем перевел разговор на медведей, на то, что о них знал. Черт тем временем исполнял выученные трюки: по знаку Хуусконена кланялся на эстраде и сначала изображал дикого медведя – рычал, скалил зубы и лежал на сцене, как будто находился в зимней спячке. Во второй половине выступления Хуусконен показал, как медведь стал ручным и освоил многие человеческие навыки: Черт вытирал свой хвост, чистил зубы, стирал белье, гладил штаны и рубашки, подавал чай и чистил сцену. Между некоторыми номерами медведь мягко танцевал польку и летку-енку, и получалось вполне себе ничего. В качестве последнего номера Черт осенил себя крестным знамением, а Хуусконен зачитал длинные отрывки из православной всенощной. Публика аплодировала со слезами на глазах; выступление прошло великолепно, и всеобщее заключение было таким:

– Какой изумительный артист! А он правда верующий?

«Алла Тарасова» обогнула Кольский полуостров, повернула на юг и поплыла из Баренцева моря в Белое через Горло, откуда круиз продолжился до Архангельска. Оскари Хуусконен ежедневно проводил на корабле молебны, а вечером выступал с Чертом в ночном клубе. Медведь быстро привыкал к публике, осваивал новые трюки и явно наслаждался выступлениями. Оскари Хуусконен научил Черта собирать пожертвования после каждого номера, и тот приносил хозяину приличные суммы денег.

Спустя четверо суток теплоход прибыл в Архангельск, где у Оскари Хуусконена появилась возможность ознакомиться с городом под руководством капитана Василия Леонтьева. Это был северный центр, построенный на низинном берегу реки, – холодный, тщательно отстроенный и запущенный. Центр из литого бетона был призван подчеркивать помпезность Советского государства, но на окраинах тянулись деревянные поселения, где стояли покосившиеся дома, скованные северной мерзлотой. Выражения лиц крепко застывали на зимнем ветру, развеиваемые лишь постоянным распитием водки – у молодых мужчин, звонким смехом – у девушек, когда они танцевали во флотском казино. Капитан Леонтьев показал Оскари и Черту музей под открытым небом – лесосплав по Северной Двине и целлюлозный завод. Позднее вечером они еще съездили за город в старую часовню из серых бревен, раскупорили бутылку водки и полежали на травостое, глядя на раскинувшуюся впереди архангельскую деревушку. Пятеро пьяных в стельку мужиков собирали сено, и капитан с пастором все время боялись, что старики рухнут на свои косы и отключатся на поле.

Медведю лежать на природе было приятно и весело: он втягивал дрожащим носом запах свежей травы, старался поймать ртом жужжащего шмеля и валялся на краю сенного поля, задрав ноги, как капитан и пастор. Ему тоже дали глоток водки, но водка ему не понравилась, он только сердито отфыркнул спиртное из горла.

Ночью они вернулись на корабль. Рано утром «Алла Тарасова» снялась с якоря и поплыла по подернутому дымкой морю к Большому Соловецкому острову. Там корабль отдал якоря на рейде с западной стороны. Над морем поднялся такой густой туман, что отправленные с острова моторные лодки и буксиры заблудились и начали жаловаться на затишье в мертвой зыби Белого моря, не находя дорогу ни обратно к острову, ни к кораблю с совершающими круиз финскими бабушками. Двенадцать часов «Алла Тарасова» стояла в водах к западу от острова, пока туман наконец не рассеялся и лодки не нашли подзор кормы корабля. К ним протолкнули трап, и стоглавая толпа бабушек высадилась на знаменитом острове-монастыре.

Финские гиды повели туристов осматривать достопримечательности. Капитан Василий Леонтьев в свою очередь вызвался составить компанию пастору Хуусконену и Черту. В качестве гида им досталась одетая в военную форму молодая женщина с припортовой телеграфной станции; женщина говорила по-английски, и у нее нашлось время рассказать о Соловецких островах, история которых полна всяких ужасов. Таня Михайлова была тридцатилетней субтильной белокожей женщиной, высокой, как многие русские, и обладала некоторыми аристократическими манерами. Она рассказала, что Соловецкие острова, этот архипелаг, занимали площадь почти в триста квадратных километров и что где-то в XV веке на главном острове собралось трое отшельников, Герман, Зосима и Савватий, и основали монастырь. Из монастыря православие распространилось на обширные территории вдоль берега Белого моря, как на север, так и на запад. Разведывательные походы и разбойничьи набеги местных жителей затрагивали и Финляндию. Монахи жили в суровой аскезе, и дивиться ими люди приходили издалека. Монастырь был богат и знаменит, пока в XX веке после революции его не закрыли. Началась ужасная лагерная история архипелага: Таня рассказала, что по острову нельзя сделать и шага, не наступив на землю с человеческими костями, – это останки заключенных.

На Соловецких островах изнемогали от голода и были казнены десятки тысяч заключенных, а еще здесь звучали торжественные православные всенощные, монахи бродили по ледяным аллеям низкого острова, совершая крестные знамения и страшась Бога. И здесь молодые морские пехотинцы Красного флота, изнуренные холодом и ослабевшие от голода, копали себе онемевшими руками угрюмые учебные землянки по обочинам болотистых военных дорог во время последней мировой войны. Их учили, как сражаться и умирать на войне, что они воистину и усвоили.

– Я из Архангельска, со стороны матери у меня норвежские корни, но языка я не знаю. Дедушка погиб в войне против Финляндии зимой сорокового года, а папа умер, когда мне было пять. Мама работает в Архангельске учительницей, скоро выйдет на пенсию, но и умрет, по-видимому, тоже скоро, поскольку очень болеет. У нее рак.

Таня отвела Хуусконена, капитана и медведя к руинам Соловецкого монастыря и рассказала, как в сырых подвалах содержали заключенных. Монастырь обветшал, и только в последние годы его начали потихоньку приводить в порядок. Финны тоже приезжали на остров волонтерами, но пока единственным достижением были наскоро собранные из железных труб строительные леса, которые постепенно ржавели.

– Я буду работать на телеграфе еще это лето и следующую зиму, а потом, наверное, уеду отсюда. Здесь нет никакого досуга, это просто окраина мира.

Таня захотела повести Черта, которому она страшно понравилась: он старался держаться поближе к ней, облизывал ей ладони и просился на руки, хотя был для этого уже чересчур большой. От руин монастыря компания побрела по ухабистой дороге через деревню на северо-восток, обошла пару лесных прудов, берега которых поросли мхом, и принялась за принесенные с корабля припасы. Запасливый капитан положил в свой пакет с едой бутылку сладкого грузинского красного вина, из которой теперь запивали бутерброды. Солнце жарило, было совершенно спокойно. Стаи комаров кишели над маленькой группой, медведь и Таня не обращали на них внимания, но капитан и пастор испытывали неудобство.