Рифаа Тахтави - Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже

Чудо, что талия, стянутая поясом, настолько тонка, что ее можно обхватить пальцами рук.

Женщины имеют обыкновение прикреплять к поясу жестяную полоску, от живота до конца груди, чтобы их фигура всегда оставалась прямой, не искривлялась. У них много всяких хитростей. Одно из их правил, которое человек не может не одобрить, — не распускать свои волосы, как это делают арабские женщины. Француженки собирают волосы на середине головы и вкалывают в них гребень или что-либо подобное. В жаркие дни женщины обычно открывают видимые части тела, от головы до грудей, могут обнажить и спину. На вечерних балах они оголяют руки. Все это не считается нарушением у жителей этой страны. Но ноги оголять не дозволяется, и они всегда носят чулки, особенно выходя на улицу. По правде сказать, ноги у них не слишком прекрасные. К ним не относятся слова поэта:

Знаки траура французы носят в течение определенного времени, мужчины — на шляпе, женщины — на платье. Ребенок, потерявший отца или мать, носит траур шесть месяцев, потерявший бабушку — четыре с половиной месяца. Женщина, у которой умер муж, — год и шесть месяцев, а мужчина, у которого умерла жена, — шесть месяцев. Потерявший брата или сестру — два месяца, дядю или тетку — три месяца. Траур по двоюродным братьям и сестрам — две недели.

В Париже ежегодно продается сукна примерно на миллион франков, шелка — на три миллиона, мехов — на миллион, очевидно, потому, что меха покупаются городом Парижем в кредит для его жителей.

Среди французов очень распространено ношение париков, их носят лысые и люди, у которых плохие волосы. Накладные бороды и усы используют также, чтобы не быть узнанными. Эта мода распространилась у них со времен короля Луи Четырнадцатого, поскольку этот король постоянно носил парик и снимал его с головы, только ложась спать. Она сохранилась до сего времени, но лишь среди лысых и людей с плохими волосами. Удивительно, что в Египте париками пользуются сейчас каирские женщины.

Знай, что после своих обычных дневных трудов эти люди, поскольку они не заняты делами веры, проводят время в мирских удовольствиях и развлечениях и очень в этом изобретательны.

Одно из мест, где они развлекаются, называется «театр» и «спектакль». Там они изображают все, что происходит в жизни. На самом деле эти игры — серьезное в шутливой форме. Человек извлекает из них удивительные уроки, потому что видит хорошее и плохое, причем первое восхваляется, а второе порицается. Французы даже говорят, что эти игры исправляют человеческие нравы и улучшают их. Хотя они и вызывают смех, но сколь многое в них заставляет плакать. На занавесе, который опускается после окончания игр, написано по-латыни изречение, означающее: «Шутки способны исправлять нравы». Эти театры представляют собой большие дома со сводчатыми залами. Под сводом в несколько этажей размещаются комнатки. С одной стороны находится широкая площадка, происходящее на которой видно изо всех комнаток. Зал освещается огромными люстрами, а под площадкой место для музыкантов. Площадка соединяется с галереями, где находятся все нужные для игр машины и предметы, а также мужчины и женщины, готовые на нее выйти. Площадку обставляют так, как того требует игра. Если хотят изобразить, к примеру, султана и его дела, обставляют площадку как дворец, наряжают человека султаном, читают его стихи и так далее. Во время подготовки площадки занавес опускают, чтобы присутствующие этого не видели, а потом поднимают его, и игра начинается. Играющие женщины и мужчины напоминают египетских ‘авалим {206}. В Париже это люди чрезвычайно достойные и красноречивые, бывает, что они сами сочиняют прозу и стихи. Если бы ты услышал, как играющий читает стихи, которые он знает наизусть, и сколько в его игре намеков, вызывающих и смех и слезы, ты пришел бы в великое изумление.

Удивительно то, что в своей игре они рассуждают о трудных научных и других вопросах и углубляются в них. Можно подумать, что они — ученые. Даже маленькие дети, которые играют, приводят важные примеры из естественных и других наук.

Начинают они с игры на музыкальных инструментах, потом представляют то, что хотят представить. О представляемой игре пишут на листах бумаги, которые расклеиваются на городских стенах, и в листках новостей, чтобы все о ней знали. В один вечер играют несколько игр, после окончания каждой опускается занавес. Если хотят, к примеру, изобразить персидского шаха, одевают на играющего платье персидского шаха, приводят его, сажают на трон и так далее.

В этих «спектаклях» изображают все, что ни на есть, даже то, как море расступилось перед Мусой, мир ему {207}. Рисуют море, устраивают так, чтобы оно волновалось и было полностью похоже на настоящее море. В один из вечеров я видел, как они закончили «театр» изображением солнца, которое двигалось и освещало «театр» так, что его свет был ярче света люстр, и людям казалось, что уже утро. Есть у них и еще более удивительные вещи. Одним словом, театр у них, как общественная школа, в которой учится и знающий и невежда. Самый великолепный «спектакль» в Париже называется «опера». Там прекрасные музыканты и танцоры. Они играют на музыкальных инструментах и танцуют, делая жесты, подобные жестам глухих и означающие удивительные вещи. Есть еще «театр», который называется «Опера комик», в нем поют веселые стихи. Есть «театр», называющийся «Итальянский театр», в нем великолепные музыканты и поют стихи на итальянском языке. Все это из числа больших «спектаклат» {208}. В Париже есть и маленькие «спектаклат», они такие же, как и большие, но меньшего размера. Есть и другие «спектаклат», где играют лошади, слоны и тому подобное.

Один «театр» называется «театр Киранкони» {209}, в нем есть слон, знаменитый своими играми, превосходно обученный. «Театр ал-Конт» предназначен для развлечения детей, как фокусники в Египте. «Ал-Конт» — имя его владельца, все играющие в нем молодые. В этом «театре» показывают разные фокусы, трюки и тому подобное {210}.

Если бы «театр» во Франции не содержал в себе множества шайтанских вымыслов, он мог бы считаться великим и полезным учреждением. Взгляни на играющих в нем, они всячески избегают непристойностей, возбуждающих соблазн. В этом они совсем не похожи на египетских ‘авалим и ахл ас-сама' {211}.