Рифаа Тахтави - Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже

Все жители Парижа, богатые и бедные, любят торговать и получать прибыль. Даже ребенок, едва научившийся разговаривать, если ты дашь ему мелкую монетку, радуется и хлопает в ладоши, повторяя что-то вроде: «Я заработал! Я с прибылью!» Если бы их прибыль не была чаще всего замешена на ростовщичестве, то они были бы лучшей торговой нацией. А если у кого-то торговля пришла в упадок, что часто случается в этих странах, то он стремится поправить дело с помощью состоятельных людей, для чего иногда заручается письмом какого-нибудь влиятельного лица, подтверждающего, что он находится в затруднительных обстоятельствах и достоин помощи. Такие случаи нередки в этом городе несмотря на то, что купля-продажа идет в нем бойко. Ни дожди, ни ветры не удерживают человека от выхода на работу. Как они говорят, пустая рука толкает на зло, а пустое сердце — на грех! Жители Парижа очень богаты, даже средний из них богаче самого богатого торговца в Каире. Они не согласны со словами поэта:

Они дорожат богатством и копят деньги, утверждая, что накопленное позволяет человеку жить безбедно, вопреки словам поэта, сказавшего:

В Париже есть такие люди низких профессий, чей ежегодный доход превышает сто тысяч франков. Все потому, что политика основана у них на полной справедливости, и ни король-тиран, ни министр, известный тем, что однажды преступил закон, не продержатся долго у власти. В их сердцах, несомненно, нашли бы отклик слова поэта:

Это не мешает им добровольно платить налоги, поскольку они считают налог, посильный для каждого человека, основой государства. Государственный налог — столп королевства, и тратить собираемые средства лучше всего на цели, наиболее достойные затрат. По словам поэта:

Поскольку подданные у них люди состоятельные, французское государство получает огромный ежегодный доход, составляющий примерно девятьсот восемьдесят девять миллионов франков. Одна из причин богатства французов та, что они умеют копить и правильно тратить накопленное. Они даже превратили это в науку и сделали ее частью науки управления государством. У них множество хитроумных способов разбогатеть, в том числе и нежелание связываться с делами, требующими больших затрат. У вазира, например, самое большее пятнадцать слуг, и если он идет по улице, его не отличить от других прохожих, так как он старается, по возможности, сократить число слуг в своем доме и вне его. Я слышал, что родственник французского короля по имени «дюк д’Орлеан» — он сейчас султан, один из самых знатных и богатых французов — имеет в своей свите, считая солдат, садовников, слуг и других людей, не более четырехсот человек. Французы находят это чрезмерным и ставят ему в упрек. Смотри же, какова разница между Парижем и Каиром, где простой аскер {234}имеет нескольких слуг.

Мы уже видели, в аш-Шарте, что государственная религия — христианство католического толка. После последней смуты {235}это положение было отменено. «Папа», король Рима, признается ими главным христианином и главой их религиозной общины, поскольку католицизм — религия Французского государства, и ее исповедует бо́льшая часть населения. Но в Париже есть и христианская община, именуемая протестантской, а также другие общины. В Париже много принятых в подданство иудеев, но нет ни одного подданного-мусульманина. Мы уже упоминали, что французы в сущности лишь называются христианами и считаются обладателями Писания {236}, они не придерживаются ни запретов, ни требований своей религии. В дни поста во всех домах Парижа продолжают есть мясо. Исключение составляют дома некоторых священнослужителей и дворец прежнего французского короля. Остальные парижане смеются над этим и никогда не постятся. Они говорят, что все религиозные обряды, смысл которых не известен, ересь и предрассудки. Священников в этой стране почитают лишь в церквях и только те, которые туда ходят. К ним не питают никакого интереса, словно они враги просвещения и знаний. Говорят, что в большинстве франкских королевств отношение к религии такое же, как в Париже.

Месье де Саси, ознакомившись со сказанным выше, написал следующее: «Ваше мнение о том, что французы совершенно не религиозны и лишь называются христианами, спорно. Да, многие французы, особенно из числа жителей Парижа, являются христианами лишь номинально, они не верят в догматы своей религии и не отправляют христианских обрядов. Они занимаются своими делами, следуя лишь собственным желаниям, и мирские заботы отвлекают их от мыслей о будущей жизни. В земной жизни их интересует лишь обогащение любыми путями, и когда приходит смерть, они умирают, как животные. Но есть среди них и такие, кто сохранил верность религии своих отцов, верит в Господа, в Судный день и творит добрые дела. Это множество людей, мужчин и женщин, простолюдинов и знати и даже лиц, известных своими заслугами в науке и литературе. Они разнятся по степени своей благочестивости и набожности. Одни ведут себя, как большинство людей и не отказываются от удовольствий жизни, посещают «спектакли» и «балы», участвуют в собраниях, где поют песни. Другие же ведут аскетический образ жизни, избегая всяких соблазнов. Таких меньшинство. Если вы посетите наши церкви в дни больших праздников, то убедитесь в справедливости моих слов».

Эти слова принадлежат человеку религиозному, каковых мало, и мнение которых не стоит принимать в расчет.

В стране французов и в других католических странах существует ужасный обычай, не разрешающий священнослужителям, независимо от их сана, жениться. Безбрачие ведет к распространению разврата в их среде. Достоин порицания и обычай, требующий от верующих исповедоваться священникам во всех своих грехах, чтобы те отпускали их. Священник сидит в церкви на стуле, который называется исповедальный стул, и каждый желающий, чтобы ему были отпущены грехи, подходит к исповедальне, садится перед решетчатой дверью, отделяющей его от священника, признается в своих прегрешениях и просит простить его, и священник отпускает ему грехи. Здесь известно, что большинство посещающих церковь и исповедующихся — женщины и молодые люди. Это соответствует словам одного арабского поэта: