Адий Шарипов - На дальних берегах

Не скрою, было неприятно видеть людей, против которых по долгу командира и партизана мне приходилось сражаться с оружием в руках. Но в то же время мною владело вполне объяснимое любопытство узнать, что же осталось в душах людей, променявших родную землю на далекую чужбину.

Бывшие легионеры называли места, откуда они родом, где у них остались родственники: Семипалатинск, Гурьевская область, станция Туркестан. Среди них были один туркмен и один киргиз. Фамилий я их не спрашивал — не было охоты.

По рассказам, обитали все они в Нью-Йорке и приехали в Монреаль специально: посмотреть на успехи Казахстана и других республик Средней Азии. Туркмен в свое время, накануне войны, окончил советский юридический институт, но сейчас работает не по специальности, а переквалифицировался, как он сказал, в специалиста по тюркским языкам. Киргиз работает в библиотеке Нью-Йоркского университета. Ударившись в воспоминания, он со слезами рассказал о том, как ему довелось присутствовать в Америке на встрече с нашим писателем-академиком Мухтаром Ауэзовым.

И вообще встреча эта у меня и у Саттара Имашева оставила какое-то тягостное впечатление. Со дня нашей победы над фашизмом прошло уже четверть века, давно залечены раны войны, давно, как я полагаю, стерлась память об отщепенцах, в свое время так подло предавших родной народ. Но где-то по белому свету еще мыкаются жалкие людишки, и незавидное их существование не может вызвать в душе советского человека ничего, кроме откровенной жалости. Они сами выбрали себе жесточайшее из наказаний — изгнание и забвение.

Направляясь по своим делам, мы сказали бывшим легионерам:

— Что вы болтаетесь по свету? Просились бы домой.

— Боимся, — помявшись, признались они.

Мы не стали расспрашивать их, видимо, у бывших карателей и в самом деле имелись причины опасаться возмездия родного народа за содеянное. Но, повторяю, нам их участь показалась незавидной. Женаты они, кто на немке, кто еще на ком-то, дети их не знают ни родного языка, ни родины, да и сами они, бывшие наймиты врага, сохранили какие-то национальные признаки лишь постольку поскольку еще живы.

Нет, горькая это судьбина — жить под чужим неласковым небом, вдали от мест, где впервые издал младенческий крик и где сделал первый глоток воздуха, напоенного незабываемым ароматом нашей древней, вечной степи!…

В полдень, когда горячее солнце поднялось прямо над нашими головами, появились приметы недалекой реки. И точно: вскоре в раскрытые окна автобуса пахнуло свежестью воды, и нам открылся вид большой, стремительной реки. Экскурсовод моментально вскочил на ноги и не без торжественности простер вперед руку.

— Господа, перед вами река Ниагара. Взгляните на тот берег. Там начинается Америка. Чуть в стороне вы видите мост. Он соединяет две наши страны. Длина моста две с половиной мили.

Автобус подвез нас к самому берегу. Теперь можно разглядеть, что две соседние страны — Канада и Соединенные Штаты Америки, — как говорится, поровну поделили могучую реку. Водопад есть и на канадской стороне и на американской. Так что патриоты и с той и с другой стороны могут не чувствовать ни зависти, ни ущемления своей гордости. Но мне показалось, что канадский водопад как-то величественнее. Или, может быть, это показалось мне оттого, что мы стояли к нему ближе?

Перед самым обрывом широкая река разделялась большим островом, и вся лавина воды с возросшей скоростью устремлялась в два узких рукава. Закипая на каменных уступах порогов, она вдруг обрушивалась вниз с огромной высоты, и только шум стоял в ушах от грохота падающей воды. В воздухе явственно ощущалась прохлада от насыщенности влагой.

В небольшом двухэтажном домике у самой реки всем экскурсантам выдавались непромокаемая обувь, головной убор и плащ. Вход стоил пять долларов. Одетые в спецовки, посетители садились в лифт и он опускал их глубоко под землю. В кабинке лифта помещались три-четыре человека, и он работал беспрерывно.

Внизу был проложен длинный, мрачный туннель, тускло освещенный небольшими лампочками. Наш провожатый молча вел нас в глубину подземелья. Мы шагали за ним, ни о чем не расспрашивая. Скоро гул воды наверху стал настолько грозным, что мы в тревоге подняли головы. Оказывается, так оно и было задумано. Наверху в скалистом дне реки было прорублено окно и сквозь стекло видно, как над головами экскурсантов с бешеной скоростью проносится падающая вода.

Что же, эффектно! И посмотреть на это стоит. Владелец водопада и прилегающих к реке участков правильно рассчитал зрелищное впечатление и вот уже в течение многих лет кладет в карман постоянный, все возрастающий доход от любопытства туристов.

К вечеру стал собираться дождь, и пока мы ужинали, разразился настоящий ливень. У нас были запланирована встреча с представителями ассоциации канадско-советской дружбы, и мы уже стали опасаться, что ужасный ливень сорвет встречу. Однако вскоре нам позвонили и сказали, что машины пришли и ждут у подъезда отеля.

Улицы города представляли собой бушующие реки. А ливень все низвергался, и машины медленно, словно ладьи, пробирались в сплошных потоках.

Ассоциация канадско-советской дружбы помещалась в небольшом особняке. Нас встретил Михаил Лукач, генеральный секретарь этой организации, любезный человек с приятным лицом. Он выразил надежду, что ливень не омрачил нашего настроения, и, дав нам раздеться и привести себя в порядок, пригласил в зал.

Члены ассоциации собрались за круглым столом. Мы познакомились, заняли места. Беседу вел Михаил Лукач, — на правах хозяина. Он родился в Закарпатье, по специальности — художник, хорошо знает музыку. Члены ассоциации, собравшиеся здесь, были представителями местной интеллигенции.

Разговор зашел о работе ассоциации, и наши хозяева стали рассказывать о том, что делается для укрепления дружбы между народами Советского Союза и Канады. Михаил Лукач пригласил нас осмотреть выставку рисунков советской детворы, которая демонстрировалась в зале. Он вел нас вдоль увешанных рисунками стен, по ходу беседы давая необходимые пояснения. Здесь были представлены работы юных художников Москвы, Ленинграда, Владимира, Калуги, многих национальных республик. Внезапно я обратил внимание на знакомые приметы, верно схваченные художником. Передо мной был рисунок, изображающий казахский аул вечером. Закат, степь погружается в легкий, безветренный сумрак. Горит очаг у юрты, пламя жадно лижет выпуклое брюхо закопченного казана. Казашка в национальном головном уборе присела на одно колено у очага и что-то помешивает в казане большой поварешкой.

— Да, да, обратите внимание, — позвал всех остальных Михаил Лукач, приглашая полюбоваться рисунком, у которого я остановился. — Очень, я бы сказал, профессиональная работа. Смотрите насколько четки линии. И главное — дух, чувство, настроение…