Тимофей Гуженко - Океан. Выпуск четвертый

Псы нагоняли. Валька задыхался, казалось, что сердце колотится в самом горле и вот-вот выскочит изо рта. Он побежал медленнее, потом, оглядываясь, побрел. Дик носился возле Вальки, топорща шерсть на затылке, яростно лаял и бросался на него, толкал, кусал за ноги: не стой же, иди…

— Ди-ик! Ди-ик!.. — доносил крики человека ветер.

Валька все же пошел быстрее и вдруг увидел, что навстречу ему бегут какие-то крупные птицы. Гуси, что ли? Шумно хлопая крыльями, птицы бежали по земле: они, высоко подпрыгивая, подлетали и вновь опускались на землю. Одна из птиц набежала на него и ударила клювом в ногу, а потом с такой силой хлестанула жесткими крыльями, что Валька чуть не упал. Взвизгнул Дик, метнулся в одну сторону, в другую — за ним гналась одна из птиц. Увертываясь от птицы, отбиваясь дубинкой, Валька, уже плохо что соображая, брел навстречу огню. Кажется, огонь приближался. Или это только казалось? А позади слышались рычание, лай, взвизгивание: птицы вступали в схватку с собаками.

Валька остановился, опершись на дубинку; он глядел, как в наступающих сумерках громадные птицы, которых становилось всё больше и больше, теснили псов. Летели перья, в воздухе снежными хлопьями плавал пух. Сколько птиц!.. С резкими, пронзительными криками они и подлетали и подбегали к месту схватки — и псы отступили, а потом одна из собак повернулась и побежала прочь; за ней устремились и другие псы. С победными воплями птицы несколько минут преследовали собачью стаю, а потом, успокаиваясь, сбились в шумную, торжествующую толпу.

Что-то белело на одной из кочек. Валька присмотрелся — там лежали четыре крупных яйца. «Это альбатросы, — подумал он. — Я попал в колонию альбатросов. Повезло. Но не примутся ли теперь они за меня?..»

— Эге-гей! — услышал он за своей спиной голос.

Валька обернулся. Подняв над головой фонарь, держа в другой руке карабин, к нему шла молодая женщина. Валька был так измучен, что даже не удивился.

— Привет, — пробормотал он. — Меня звать Валька, а вас?..

Старший повар танкера «Фирн» Дмитрий Петрович Попов постучался своим жестким, как куриная лапа, кулаком в дверь каюты начальника радиостанции и открыл ее. Николай Наумович, взглянув на него выпуклыми, кажущимися очень большими из-за сильных увеличительных стекол глазами, отрицательно покачал головой: нет, пока о Вальке никаких вестей нет.

Дмитрий Петрович молча вышел, спустился в свою каюту, запер ее на ключ и, распахнув иллюминатор, подставил лицо холодному, пахнущему чем-то очень дорогим и близким ветру. Пахло землей. Пахло чем-то навсегда ушедшим… Что с Валькой? Где он? Дмитрий Петрович сморщился и почувствовал, как по щекам покатились слезы.

А Валька был жив и здоров. В этот момент незнакомая, очень хорошенькая француженка помогала Вальке снять тельняшку, весело, как на ребенка, покрикивая на него. На полу уже валялись рубаха и брюки.

— Позвольте, позвольте… Гм!.. Пардон, — вяло сопротивляясь, бормотал Валька. — Не могу же я… остаться без ничего… Ну что же вы делаете… позвольте же!

Теперь Валька остался в одних длинных, чуть ли не до колен, футбольных трусах. До чего же он, наверное, потешно в них выглядит! И надо же такому случиться — ведь обычно ходил в элегантных сингапурских трусиках, а тут… Женщина шлепнула его ладошкой по щеке и показала глазами: ну, что же ты… снимай и трусы. Отвернувшись, она протянула Вальке что-то легкое, кружевное, и он быстро переоделся.

Женщина повернулась и захохотала. Ей было так смешно, что она обхватила себя руками и села на стул.

— Позвольте… в чем дело? — спросил Валька, осматривая себя. И увидел, что проклятые трусы слиняли, окрасив его живот и ноги в синий покойницкий цвет. Валька тоже засмеялся. Противная краска! Руки бы отсохли у того, кто ее делает.

Успокоившись и что-то строго проговорив, женщина потрогала холодной ладонью Валькин лоб и приказала ему помыться в тазу. Она поливала ему на шею из кувшина, а Валька, фыркая от удовольствия, плескался в теплой воде.

Чуть позже он, одетый во все сухое, сидел за столом напротив женщины, которую, оказывается, звали Мари, и с аппетитом ел. Наевшись, Валька и не заметил, как задремал прямо на стуле.

Проснулся он в постели ровно в семь утра с мыслью: на вахту пора. В окно заглядывало яркое солнце. Несколько мгновений Валька смотрел на потолок, на стену, где висел портрет улыбающегося мужчины в летной куртке, затем, сообразив наконец, где находится, сел. На стуле висела и лежала его одежда, сухая и поглаженная. Валька быстро натянул ее и на цыпочках пошел из комнаты.

Мари уже была на ногах, расчесывала длинные каштановые волосы.

— Бонжур… — прохрипел Валька, откашливаясь.

— Бо-он-жур… — ласково глядя на него, пропела Мари и пригласила к столу завтракать.

Пока ели яичницу и пили кофе, Мари, подыскивая английские и немецкие слова, старалась объяснить, почему и для чего она живет в этом домике. Орнитолог она. Изучает жизнь альбатросов. А мужа ее звать Ив. Он пилот.

Потом, одевшись, они вышли. Зевая и потягиваясь, Дик тоже вышел из дома и, жмуря золотистые глаза, внимательно осмотрел долину: прикидывал, наверное, не сбежать ли опять.

Из долины слышались гортанные и певучие, будто кто-то трубил на трубах, голоса птиц. Мари потянула Вальку за рукав, и они отправились в долину. Сколько же тут собралось альбатросов!.. Не обращая внимания на людей, птицы будто танцевали возле своих гнезд. Раскинув громадные, метров, пожалуй, до трех в размахе, крылья, птицы задирали вверх, в небо, головы и, приподнимаясь на перепончатых, как у гусей, лапах, кричали звучными, грудными голосами…

Валька как зачарованный слушал весенние песни птиц и глядел на горы, а потом на бухту, всю синюю-синюю, в золотистой насечке отражающихся в ее поверхности солнечных лучей. Он дышал вкусно пахнущим воздухом, который теплыми струями поднимался от нагретой солнцем земли, и отчего-то так больно и радостно было, что щекотало в уголках глаз. Отчего? Может, оттого, что мир так прекрасен? И что столько замечательных людей живет на нашей прекрасной Земле? И Василий Васильевич, и Дмитрий Петрович, и капитан, и вообще все-все!.. И Мари. Валька поглядел в ее лицо заблестевшими глазами: спасибо тебе за все, спасибо… И тебе спасибо, Дик…

Вот кого можно было расцеловать в этот момент, и Валька, опустившись на колени, схватил пса за башку и, потянув к себе, прижался к нему горячим лицом.

Послышалось урчанье вездехода. Женщина встрепенулась, щеки ее порозовели. Отбрасывая за плечи тяжелые пряди волос, она побежала навстречу желтой жужелице, показавшейся в глубине долины. Она бежала и кричала:

— Ив! И-и-ив?

Непогода унялась, ветер совсем стих. Жарко, по-весеннему светило солнце, хоть куртку сбрасывай. Шумной толпой обитатели поселка Порт-о-Франс шли по гремящей гальке к спасательной шлюпке, возле которой возились боцман и его матросы: курчавый Жорик и молчаливый Вовка Кочемасов. Чуть в стороне стоял, разглядывая морского слона, Василий Васильевич.