Тимофей Гуженко - Океан. Выпуск четвертый

Помолчав немного, майор улыбнулся каким-то своим мыслям, затем посерьезнел и начал совещание:

— Товарищи, я пригласил вас, чтобы подвести итоги первого дня боев и поставить задачи на завтра. Так мы будем делать и впредь, чтобы была полная ясность обстановки. Итак, захваченный нами плацдарм стал реальностью. Более того, мы оказались на главном оперативном направлении. Пока основные силы десанта перегруппируются и подойдут к нам, мы должны держаться насмерть. Начало высадки главных сил ожидается завтра в ночь. Учтите, что пока противник бросил против нас не все свои силы, часть его войск пока в Южной Озерейке. Сообщили про то несколько бойцов, прорвавшихся оттуда сюда, к нам. Сегодня против нас действовали две вражеские дивизии, завтра их может быть три. Положение трудное, но не безвыходное. Главная задача — не дать немецкой пехоте отрезать нас от берега. Борьбу же с танками и артиллерией противника, — Куников посмотрел в мою сторону, — будет вести наша артиллерия. Надеюсь, так же успешно, как и сегодня.

— Постараемся, товарищ майор! — приподнялся я со своего места.

— Но на «бога войны» надейтесь, а сами не плошайте, — сказал остальным Куников, потом обернулся к замполиту: — Теперь слушаем тебя, Николай Васильевич.

— Я хочу отметить массу случаев героизма и самопожертвования наших бойцов, — начал Старшинов. — Вот только некоторые примеры. Младший сержант Богданов подпустил вплотную автомашины с вражеской пехотой, поднял в атаку свое отделение и гранатами подорвал два грузовика, а огнем из автоматов уничтожил почти три десятка солдат и офицеров. Другой младший сержант, Романов, засек пулеметную точку, укрытую под железнодорожной насыпью, обошел с тыла и забросал гранатами. А после со своим отделением захватил легкое орудие и три пулемета. Сержант Кирилл Дибров со своим отделением овладел двумя вражескими дотами…

Старшинов называл еще фамилии, приводил факты, говорящие о том, что десантники не зря так тщательно готовились к операции. Навыки, полученные тогда, здорово пригодились теперь.

После замполита Куников предоставил слово капитану Котанову.

— Из показаний пленных видно, что против нас действуют две дивизии, — сказал начальник штаба. — Одна из них горнострелковая. Как уже сказал командир, завтра ожидается прибытие третьей. Наши потери составили тридцать процентов личного состава. Боезапас на исходе. Половина сброшенных нашими самолетами ящиков с патронами упала на вражеской стороне. Завтра авиация снова будет сбрасывать нам боеприпасы и продовольствие. В каждой боевой группе надо выделить специальных людей для подбора грузов. Надо также собирать трофейные оружие и боезапас, пригодятся. Надо постараться эвакуировать всех тяжелораненых. Большинство легкораненых пожелали остаться в строю. Захвачены в плен один офицер и одиннадцать рядовых. Доклад окончен.

Поднялся Куников. Он посмотрел в свой блокнот, отложил его. Начал говорить, строго сдвинув брови:

— Передать командирам боевых групп. Бойцов вооружать трофейным оружием и использовать захваченный боезапас. Гранаты бросать только в исключительных случаях и лишь по группам врага. Вести огонь из автоматов только прицельно и одиночными выстрелами. Суточную норму питания сократить вдвое. Особые группы Кириллова и Крайника поставить на фланги и без моего приказа не снимать. Сейчас всем идти в боевые порядки. Довести приказ до каждого бойца. Рассказать людям о наиболее героических эпизодах дня. Командирам групп обстановку доложить в полном объеме.

Командиры начали расходиться. Куников посмотрел на меня, потом, обращаясь к Котанову, приказал:

— Федор Евгеньевич, корпост надо охранять как зеницу ока. Выделите отделение автоматчиков младшего сержанта Макаренко для его обороны. К корпосту никого не допускать. А вы, — он обратился ко мне, — понимая свое место, тоже берегите себя. Зря не рискуйте.

Между тем начало светать. На смену ночи шел день. Как мы не хотели его прихода! Но утро 5 февраля настало. Свирепствовал шторм, не позволивший катерам подойти к нашим разбитым пирсам. Раненые умирали от жажды и не получали хирургической помощи. Живые делили банку консервов на четырех, готовясь к смертельному бою.

С первыми проблесками тусклого зимнего солнца раскатисто и громоподобно ударила вражеская артиллерия, и тотчас же ответили наши батареи. В небе появились самолеты с черными крестами на плоскостях. Не встречая зенитного противодействия, они не только бросали бомбы, но, спускаясь до бреющего полета, осыпали нас смертельным ливнем пуль и снарядов. От Станички остались груды дымящихся развалин. Сквозь пелену дыма и гари двинулись вражеские танки в сопровождении пехоты. Застрочили наши станковые и ручные пулеметы. Во врага полетели его же гранаты с длинными деревянными ручками. Прямой наводкой бил трофейный «дивизион». Две пятерки самолетов Ефимова и эскадрилья ЛА-5 полковника Савицкого немедленно пришли нам на помощь.

Может ли кто четко управлять войсками в подобные минуты всеобщего землетрясения? Вряд ли. Решают судьбу боя в эти минуты и часы младшие командиры и бойцы. Единый в своей целеустремленности бой, кипящий на всем участке, распадается на десятки и сотни самостоятельных жестоких схваток, в которых немаловажная роль принадлежит личной храбрости, находчивости и воинскому мастерству каждого командира и бойца. Атаки врага с земли и воздуха продолжались пять часов, и все это время раскаленные и заостренные осколки мин, снарядов и авиабомб рассекали и рвали воздух, землю и тела людей. Было много убитых и тяжело раненных. Раненые, способные держать оружие, также стреляли вместе со всеми.

Солнечный диск был едва виден сквозь эту дымную круговерть. На какой-то миг я увидел танк и группу немцев в 50—60 метрах от КП Куникова. Я похолодел от ужаса — значит, оборона прорвана. Бить артиллерией я по танкам не могу — пострадают свои. Кинулся к телефону — он молчит. Но вот ударили совсем близко противотанковые ружья Кириллова. Танк покрылся огненными точками и попятился назад; ударили слева и справа автоматчики, и все, как в хорошем сне, рассеялось. И вдруг на поле боя легла долгожданная тишина. Небо очистилось от гари и дыма, и глазам предстала страшная картина опустошения. Все вокруг казалось безжизненным: люди притаились в укрытиях и воронках, оглушенные, с воспаленными от бессонницы глазами, потрескавшимися губами и ссадинами на лице. Исполнив свой солдатский долг, неподвижно лежали убитые, тяжелораненым оказывали помощь, легкораненые перевязывали себя сами.

«Матросы! Мы преклоняемся перед вашим мужеством и храбростью! — услышали мы русскую речь с вражеской стороны. Многократно усиленная, она гремела из громкоговорителей, стоящих на агитмашинах, — Но вас, горстку храбрецов, как смертников, бросили в тыл непобедимой армии. В Южной Озерейке ваши товарищи окружены и сдались. Они предпочли жизнь смерти. У вас тоже нет выхода. Патроны кончились, нет воды и хлеба. Что станет с вами и вашими ранеными братьями? Одумайтесь! Немецкое командование, чтобы избежать ненужных жертв с обеих сторон, предлагает морякам сложить оружие и в обмен на это гарантирует вам жизнь. На обдумывание вам дается десять минут. Сигнал согласия…»