Ной Заржевский - Снежный поход

Сидора Поликарповича теперь трудно было узнать. Куда девалось его обычное безмятежное и добродушное выражение лица, его степенные разговоры. Опанасенко теперь был вечно занят, озабочен, даже несколько рассеян. Разговоры он вел преимущественно на технические темы; только заговорят трактористы о поломках, о ремонте — Сидор Поликарпович уже тут как тут, жадно прислушивается, запоминает, сам задает вопросы. А если ремонтируют трактор — Опанасенко не гнушается никакой черной работой, помогает трактористам, во все вникает.

Вначале трактористы посмеивались над увлечением плотника, но любознательность, смекалка и трудолюбие этого человека привлекли и убедили даже самого злого скептика — Самарина.

— Смех смехом, ребята, — сказал он как-то, обращаясь к товарищам, — а из нашего плотника неплохой тракторист выйдет.

Сидор Поликарпович уже неплохо управлял трактором. Но особенно увлекался он ремонтом.

— Ой, хлопцы! — со вздохом признавался он трактористам. — Неудобно и говорить, но хотел бы я все машины поломать, а потом самому отремонтировать — от тогда бы я их знал, как облупленных.

Козлов посидел в центральной государственной библиотеке имени Ленина, просмотрел все газеты, вышедшие за время, проведенное в пути, прочел несколько рассказов Короленко об Якутии — они сейчас воспринимались особенно остро — и внезапно подумал:

«Надо бы сейчас, пока впечатления похода свежи в памяти, записать главное, подытожить наблюдения, сделать кое-какие выводы». Раскрыв тетрадку-дневник (инженер не расставался с ней), он просмотрел свои записи: «Да, много интересного накопилось: и насчет замены воды керосином, надо сказать, и о том, что машины обогревали кострами, и, уж конечно, о смазке. Да много всего. Ведь это живой опыт. За нами пойдут другие. Надо бы это интересно, увлекательно описать, да какой я писатель! Ну, ладно, хоть факты передам, цифры».

И Козлов, вернувшись из библиотеки, начал писать. Это были очень точные технические расчеты, выводы, построенные на живом наблюдении. Постепенно эти сухие факты и цифры увлекали его все больше и больше. «Это поможет людям!» — думал он. И перо его все быстрее бегало по бумаге.

Наконец Козлов выпрямился. Пальцы занемели. «Отвык писать», — подумал он и перечитал последнюю страницу.

«За время пробега на протяжении свыше 1500 км (включая пробеги в Б. Невере) на 7 тракторах не было каких-либо неполадок, связанных с заменой воды керосином.

Сейчас еще рано делать выводы о массовом применении керосина для тракторов, работающих в условиях низких температур, но успех нашего опыта дает основания полагать, что правильно в таких случаях заменять воду керосином или иным видом незамерзающей жидкости.

Пуск двигателя в ход и включение скоростей мы обеспечивали, подогревая картеры двигателя и коробки скоростей, кострами. Этого можно было бы избежать, устроив специальные теплоизоляционные колпаки на тех местах, где загустевание масел особенно нежелательно… Если утеплить масляные картеры, труд тракториста, работающего на Крайнем Севере, значительно облегчится».

Задумавшись, Козлов не заметил, как к нему подошел начальник экспедиции.

— Над чем трудитесь, Василий Сергеевич? — весело спросил Абрамов.

— Да вот, — проговорил Козлов, — захотелось подытожить результаты похода, дать им краткую техническую характеристику.

— А что ж? Хорошая мысль, полезная. Ты потом, знаешь, развей это пошире, обдумай глубже, дай статью в наши технические журналы, сделай доклад инженерам и конструкторам своего завода… Я считаю, что ты очень полезное дело задумал. Что же ты написал, разреши прочесть?

Козлов протянул ему исписанные листки бумаги, и Абрамов быстро пробежал их, одобрительно кивая головой. Закончив чтение, он сказал:

— А скажи, товарищ инженер, почему ты из опыта нашего похода сделал только технические выводы? Мне кажется, этого недостаточно. Вот ты пишешь, например, что мы прошли 1340 километров за 16 суток плюс 12 суток на отдых, заправку и т. д. Это, конечно, очень важно и интересно. Но надо шире подойти к этому вопросу. Ты его рассмотри не только с узкотехнической точки зрения, а сделай общие, народнохозяйственные и политические выводы. Эти выводы имеют очень большое, я бы сказал, решающее, принципиально важное значение.

— Вы говорите о нашей помощи якутскому народу? — спросил Козлов.

— Не только.

— Что же еще?

— А вот что… — Абрамов задумался. — Мне кажется, что твои технические выводы следовало бы дополнить. Может быть, даже не дополнить, а иначе начать. Да вот я тебе могу даже продиктовать, о чем надо сказать, а ты уж сам разберись, как это изложить и куда поставить — в начало или в конец. Значит, ты записывай по порядку. Первое: «Можно считать, что переброска грузов из Большого Невера в Якутск при помощи тракторов ЧТЗ «Сталинец-60» вполне возможна и даже при неблагоприятных условиях может быть осуществлена за один месяц». Так ведь?

— Ну, конечно! — сказал Козлов.

— Ладно. Второе: «Переброска грузов до Якутска на тракторах ЧТЗ — один из самых надежных способов экономической связи Якутской автономной республики с железной дорогой, а значит, со всем Советским Союзом». Это тоже, по-моему, ясно. Теперь третье: «Опыт перехода показал, что при внимательном уходе за тракторами «Сталинец» или, иначе говоря, при умелой и грамотной их эксплоатации — тракторы «С-60» ЧТЗ могут работать безаварийно в условиях Крайнего Севера и могут пройти 1500—2000 километров без каких-либо серьезных поломок, имея нагрузку в 18—20 тонн на трактор». Это — против всяких ивлиевых, между прочим.

И, наконец, четвертое по счету, но, мне кажется, первое по значению: «Безупречная работа тракторов была обеспечена внимательным отношением к каждой детали, своевременным и качественным осмотром машин и их регулировкой в пути, искусным вождением и самоотверженным отношением к труду. Успех дела обеспечили советские люди — участники похода, овладевшие техникой, беззаветно преданные Родине. Это яркая иллюстрация к словам товарища Сталина: «Главное теперь — в людях, овладевших техникой».

Сложенное Сироткиным стихотворение так понравилось участникам похода, что общими усилиями к нему подобрали подходящий мотив и получилась песня. Вдохновленный этим успехом, Андрей присочинил к нему еще одну строфу — о людях, как советовал Абрамов.

Терентьев ведет машину и мурлычет под нос эту песню. В пятидесятиградусный мороз не очень-то запоешь во весь голос. Но про себя напевать можно, потому что совсем не петь в этот рейс нельзя, потому что сердце ликует, душа поет. Ведь последняя сотня километров отделяет колонну тракторов от замерзшего каравана.