Октавий Зырянов - Встречи за порогами. Унья — красавица уральская

Однажды Дамка долго не возвращалась в пещеру. Прошли день, ночь, а ее все не было. Она пришла только к вечеру следующего дня. Пришла шатаясь, еле живая, израненная. Она долго зализывала раны, потом улеглась в дальнем углу пещеры. Утром собака не пошла на охоту. Вислоухий с братцами отправились одни. Они шли по следу Дамки, отмеченному кровью. Шли долго. В густом ельнике, у подножия скалы, наткнулись на следы драки.

В этом месте Дамке, шедшей два дня назад вверх по ручью, неожиданно ударил в нос запах мяса. Запах исходил из глубокой расщелины в скале. Дамка поднялась по россыпи камней и неожиданно нос к носу встретилась с крупной желтоглазой рысью. Рысь пожирала внутренности лося, упавшего в расщелину со скалы.

Рысь считала лося своей добычей и не могла терпеть ничьего соседства. Она сразу же, как только увидела собаку, прыгнула на нее, но Дамка сумела увернуться от первого удара. Рысь же, промахнувшись, прыгнула на камень, который от толчка покатился вниз, увлекая за собой другие камни. Как ни ловка была лесная хищница, но тут она не смогла быстро вырваться из каменного потока. Крупные камни раздробили ей лапу, помяли бока. Но досталось и Дамке. Верхние камни тоже посыпались вниз и увлекли собаку. Правда, она быстрей, чем рысь, сумела выскочить из этого камнепада, но получила ушибы. Лезть вверх, к расщелине, Дамка не решилась. Она стала осторожно спускаться вниз, и когда было уж совсем выбралась из опасного места, снова встретилась с рысью. Та, раненая, помятая камнями, все-таки решила не пропустить собаку. Завязалась драка. Шерсть летела клочьями. Собачий визг, шипение и фырканье рыси раздавались далеко вокруг. Не будь у рыси перебита лапа, собаке пришлось бы плохо, да, впрочем, ей и так досталось. Вырвавшись от хищницы, она по пути до пещеры несколько раз ложилась отдыхать и зализывать раны.

Когда молодые псы достигли карниза, за которым начиналась небольшая площадка, они увидели все ту же рысь. Хищница еще раньше услышала приближение собак. Она поджала уши, сжалась, словно пружина, и приготовилась к схватке. Но когда в проеме показались не одна, а три собачьи морды, рысь струсила. Она с угрожающим шипением попятилась назад. Конечно, три молодых пса, которым не было и года, для рыси, не будь у нее перебита лапа, были бы не страшны. И тогда она, не задумываясь, кинулась бы на них. Но теперь зверь не мог ступить на заднюю лапу. К тому же инстинкт подсказывал, что эти существа тоже голодные и будут драться не на живот, а на смерть. Кроме того, где-то неподалеку была старая собака, с которой рысь дралась вчера и с которой ей не хотелось бы встретиться снова. Но от бегства ее удерживала пища: если убежать, она достанется пришельцам. Рысь еще круче выгнула спину, подняла когтистую лапу и дико взвыла. Этого оказалось достаточно. Молодые псы отступили.

Утром следующего дня Дамка отправилась вверх по ручью. Вислоухий бодро побежал за ней. Поплелись вслед и два его братца. Возле уже знакомого ущелья Дамка решительно стала карабкаться вверх. Рядом с ней карабкался Вислоухий, следом — другие. Рысь была там. Она не уходила никуда и знала, что бой за мясо будет жестоким и последним.

Хищница решила не нападать первой. Она, как и вчера, дико завыла и выпустила когти. Но Дамка не испугалась угроз. Она оглянулась на молодых псов, словно подбадривая их: «Не робеть!» И первой двинулась вперед.

Тогда рысь не выдержала. Она кинулась на Дамку, намереваясь вцепиться ей в горло, но налетела на подставленные клыки и, дико фыркнув, пустила в ход когти. Животные покатились по площадке, кусая и царапая друг друга. Вислоухий первый кинулся на помощь матери. Он вцепился в раздробленную камнем лапу рыси и потянул ее на себя. Хищница от боли страшно взвыла и так ударила пса, что тот покатился клубком. Но уже кинулись в драку его братцы. Через несколько минут битва кончилась. Дамка и Вислоухий зализывали раны.

В этот день и еще в течение многих других дней собаки были сыты. Они забросили старую пещеру и переселились в ущелье, в глубине которого оказалось отличное место под корнями нависшего дерева.

Собаки редко выходили из укрытия. Корма было достаточно. Но однажды — снег тогда был еще очень глубоким — Дамка неожиданно подняла голову, понюхала воздух и вышла из ущелья. Затем она снова подняла голову и, как-то странно взвизгнув и часто оглядываясь, пошла вниз по ручью. Молодые собаки поплелись вслед за ней, глубоко увязая в снегу. Незнакомый едкий запах бил им в ноздри. Старая собака заметно нервничала, спешила, часто оглядывалась и снова бежала вперед. Запах особенно усилился, когда собаки миновали избушку и вышли к берегу реки. Здесь снег был утоптан, а в центре утоптанного круга дымилась куча золы. Легкий дымок поднимался вверх. Дамка несколько раз обошла место привала людей, понюхала след нарт, что спускался с берега и тянулся вверх по реке. Молодые псы сидели поодаль. Их настораживал незнакомый запах. Но мать не спешила. Она улеглась возле пепелища, всем своим видом показывая, что не хочет уходить отсюда. Тогда щенки приблизились к ней и легли рядом, недовольно шевеля ушами и ощетиниваясь всякий раз, как порыв ветра поднимал над пепелищем золу и в ней вспыхивали непонятные красные огоньки.

Откуда им было знать, что пепелище это оставили здесь люди и что совсем недавно они уехали на нартах, впряженных в быстрых оленей. Ни оленей, ни людей, ни костра молодые псы не видели. Старая же собака, видевшая все это не раз, ничего не могла рассказать своему полудикому потомству.

Год спустя после встречи русских с мансийцами старый Тойко с дочерью Айной вывезли к берегу Вишеры с фактории мешки с пушниной, кедровыми орехами, образцами пород, оставленными геологами. Старик помог работникам фактории соорудить плоты, нагрузить их.

— Плывем с нами, — звали Тойка русские. — Дочь на учебу в город отдашь, а сам с нами вернешься.

— Борони бог, — отказывался старик. — Шибко далеко плыть. Олешки кому оставляй, фактория кто сторожи? Вот олешки гоняй к Савке, обратно к фактории ходи, вас ожидай…

В тот же день, когда русские отплыли, Тойко стал собираться в путь. Он еще раз осмотрел нарты, подремонтировал упряжь. Вечером отец и дочь погрузили на нарты немудрой скарб и, как только подморозило, тронулись в путь. Ехать было нелегко. Олени часто проваливались. Снег, подтаявший от земли, плохо держал их. Местами же земля была совсем голая. Нарты застревали среди валежника, приходилось часто браться за топор. Только к исходу следующего дня мансийцы добрались до старого зимнего стойбища русских.