Октавий Зырянов - Встречи за порогами. Унья — красавица уральская

— Здесь отец Васька-малый избушку строил, — объяснил Тойко дочери.

Совершенно неожиданно его речь прервали собаки. С рычанием они кинулись к опушке. Вскоре оттуда донесся визг, хрип. Тойко и Айна кинулись к опушке. Их лохматые помощники отбивались от целой своры неизвестно откуда взявшихся собак. Старый охотник кричал, размахивал ружьем, но неизвестные собаки не думали отступать. Они хоть и были меньше ростом и моложе, но остервенело лезли вперед. Наконец с помощью батогов удалось разнять дерущихся. Своих собак Айна привязала к елке, а невесть откуда взявшиеся пришельцы отошли в сторону и, повизгивая, стали зализывать раны.

— Откуда твоя взялся? — удивлялся Тойко, разговаривая по-русски. — Где хозяин?

Собаки, услышав человеческую речь, насторожились. А одна из них вдруг вильнула хвостом и ступила вперед. На шее ее блеснуло кольцо ошейника.

— Ошейка? — удивился Тойко.

Он двинулся к собаке, но та попятилась, а трое других злобно оскалили зубы. Зарычали и натянули поводки собаки Тойка. Он прикрикнул на них, но вперед больше не пошел.

Неожиданные пришельцы вскоре тихо удалились в лес, а Тойко и Айна, отвязав собак, двинулись к избушке. Здесь они развели костер. Отпускать оленей далеко старик не решался.

— Какие-то собаки ходят, — удивлялся он. — Какой охотник остался тут?

Старика беспокоила эта встреча. Он видел, что собаки еще молодые, совсем молодые.

«Из одного помета, — рассуждал он. — Похожи очень, друг на друга и на старую собаку. Почему она тут?»

Старик знал, что русские охотники не берут на промысел собак одного помета. Значит, они оказались здесь по другой причине.

— Может, собаки тех людей, которые камни ищут и землю копают? — спрашивал он у Айны, но та только пожимала плечами. — В избушке никто не жил нынешней зимой, — продолжал старик, — а собаки тут…

Когда они принялись ужинать, собаки вновь оказались невдалеке от избушки. Тойко стал подзывать их. Но подошла к костру только старая собака. Она остановилась в нескольких шагах и жадно нюхала воздух. Хозяйские псы на нее не ворчали. Они только напряженно следили за каждым движением гостьи. Следил за ней и старый Тойко. И чем дольше наблюдал, тем все больше казалось ему, что он где-то когда-то видел эту собаку. Тот же шрам на носу, та же белая грудь, железное кольцо на ошейнике, спаянное в стыке красной медью, так же изорвано ухо. Он мучительно морщил лоб, напрягал память, но вспомнить так ничего и не мог.

Вечером Тойко спустил с поводка собак, чтобы они охраняли оленей, и лег у костра. Он не спал. Старый таежник думал, как быть. Добраться до вершин горных кряжей сейчас было трудно, почти невозможно. Олешки сдохнут по такой дороге, рассуждал он. Вторые нарты тоже стали плохи. Скоро придется их бросить, а груз навьючить на оленей. Мешки будут цепляться за сучья, останавливать оленей, рваться… Видно, придется ехать в факторию.

Старик давно бы уж согласился с управляющим факторией служить у него, но не хотелось менять привычный уклад жизни. Айна тоже уговаривала старика идти жить в факторию, но отец не слушал ее. «Маленько выросла, — думал он о ней, — мало понимает». А вот теперь думал, что Айна, пожалуй, была права.

Утром он неожиданно обнаружил, что один олень болен. Он стоял, подняв переднюю ногу, и, видимо, не мог на нее ступить. Старик подошел к животному, осмотрел его ногу и заметил, что между копытами застрял осколок крепкого сухого елового сучка. Вытащить его было невозможно.

— Резать надо, — горевал старик и не решался поднять нож. — Куда с мясом? — спрашивал он себя и не находил ответа.

Айна тоже ничего не могла посоветовать отцу.

— Олень идти не может, — вслух размышлял старик. — Значит, надо резать. Мясо везти нельзя — груз большой. Значит, оставлять надо. Кому оставлять?

Тут он вдруг вспомнил о собаках. Им? И в тот же момент память подсказала ему, где и как он встречался с собакой, которую видел вчера в окружении трех ее храбрых питомцев.

— Вспомнил, Айна! — вдруг закричал он. — Вспомнил. Собака Васьки-малого. Он с ней ходил. Вместе с ней меня спасали. Зимой… Его собака. Дымкой зовут.

И он вдруг закричал изо всей силы:

— Дымка! Дымка!..

Серой тенью мелькнула собака среди елей, выбежала на поляну перед избушкой. Следом за ней бежали три таких же серых с белыми отметками на груди молодых пса.

Тойко долго не мог понять, как и почему старая собака с выводком оказалась на зимовье вдали от поселений русских.

— Васька-малый нынче ходи нету, — разговаривал он, глядя на чужих собак. — Старый стал али умер. А собака долго жил — лето, зиму.

Мансиец обследовал лес, что примыкал к избушке, но ничего не нашел. Старые ненастороженные плашки, срубленные деревья, заготовленные дрова, даже слежавшийся пепел в каменке — все говорило о том, что в течение последнего года здесь не было людей. Тойко хмурился, хлопал руками по бедрам и бормотал:

— Живой нету и мертвый нету…

На всякий случай он все-таки решил накормить отощавшую, но дружную собачью семью олениной. Он выбросил потроха оленя, голову и ноги на лужайку, часть туловища привязал к ольхе крепким ремнем от упряжки и бросил в омут, другую часть забросал камнями, хворостом, сучьями в неглубокой рытвине.

«Теперь будут сыты, — думал он о собаках. — Вода уйдет — оленя найдут. Вороны покажут. А будет жарко — по запаху найдут другую часть. Не пропадут. Потом, может, и хозяин отыщется, а не отыщется — приеду, увезу на факторию. Видать, умные псы. Зимой не пропали, летом тоже не пропадут».

С этим и уехал Тойко на оставшихся семи оленях в сторону фактории.

— Летом съездим на камень, — пообещал он дочери. — Заберем чум, одежду, провиант. Теперь будем жить на фактории.

Через несколько дней Тойко и Айна были на месте. С директором Усатовым Тойко быстро сговорился о работе, о плате.

— Зимой, однако, пусти охоту, — поставил все-таки условие старик. — Маленько соболь, маленько белка бить надо…

Отшумели вешние воды, унесли в низовья грязные, иссеченные солнечными лучами льдины, вывороченные с корнями деревья, сухую траву и прочий хлам. Река умерила свой бег, посветлела. Словно истосковавшись по теплу и солнцу во время долгой суровой зимы, буйно пошли в рост на лугах чемерица, лабазник и пырей. Закустился в лесах папоротник. Крестьяне начали сев. Ваня помогает отцу в горячей весенней работе. Вместе с сестрой Наташей они боронят поле над рекой. Отсюда хорошо видно окрестные дали.

— Вань, в которой стороне начинается наша Вишера? — спрашивает Наташа.

— Во-о-н там, — указывает он рукой на север. — Сопку высокую видишь? Чуть левее ее.