Кирилл Станюкович - В горах Памира и Тянь-Шаня

Не раз и не два во время наших совместных поездок мы попадали в такие переплеты, в такие положения, что авария казалась неизбежной. Но Коля как-то всегда находил выход из безвыходного положения. Однажды перед нашей машиной, шедшей с хорошей скоростью, внезапно обвалилась дорога, подмытая рекой. В восьми — десяти метрах перед нашим радиатором взяла и сразу ушла вниз, а вместо нее оказалась яма, а внизу, в яме, — речка. Как тут Коля сообразил, уму непостижимо, но он развернул и кинул машину на крутейший склон, машина чуть не закинулась кверху колесами, но мы все же уцелели. В другой раз, тоже невдалеке перед нашими фарами, на дорогу со склона свалился обломок скалы этак с комод величиной. В третий раз перед самым радиатором на дорогу выскочила лошадь, и Коле пришлось завернуть в кювет, вылететь на склон и там дать петлю.

За много лет работы на Памире у Коли не было ни одной аварии. Мало того, он никогда не стоял в дороге из-за поломок или неисправностей, которые при постоянных разъездах неизбежны. Обладая необыкновенной изобретательностью, он что-то мастерил, что-нибудь придумывал, и мы все-таки добирались до дома.

Однажды, когда у нас в дороге кончился бензин, он начал подливать в бак воду.

— Ну, знаешь, — сказал я, — ты дурака-то не валяй. Нет бензина — нужно ждать, не проедет ли кто, или идти за горючим.

— А вот увидишь: доедем! — сказал Коля, садясь за руль.

И мы действительно доехали. Доехали на воде. Думаете, не может быть? Оказывается, может. Коля мне потом объяснил и показал, в чем дело. У него в баке трубка, по которой шел бензин, была выше уровня дна; подлив воду, он поднял уровень бензина, оставшегося в баке, и тот стал попадать в бензопровод. Вот мы и доехали на воде.

А вот другой характер, другая судьба.

Из Москвы к нам на станцию на лето был командирован механик и водитель Иван Иванович. Работать он в основном должен был как механик, но жаждал поездить, посмотреть Памир. И его посадили на ГАЗ-67, причем по первому впечатлению водитель он был неважный. Слава к Ивану Ивановичу пришла сразу и, по-видимому, она оглушила его и погубила.

Однажды мы возвращались на «козле» из Мургаба на биостанцию. Дорога шла вдоль реки, неширокая, обычная, но разъехаться на ней можно было свободно. Однако грузовик, шедший впереди, пропустить нас не желал и нарочно шел зигзагом, загораживая всю дорогу. Как мы ни гудели, как ни кричали, как ни метались с одной обочины на другую, грузовик неумолимо загораживал нам дорогу. Мы направо — он направо, мы влево — и он туда же. А объехать было невозможно: справа — откос и внизу река, слева — тоже крутой земляной откос градусов в сорок, но уже вверх.

И тут Иван Иванович выкинул дикую штуку: он поотстал, разогнал газик до бешеной скорости и вдруг, почти положив машину набок, выскочил одними колесами на самую обочину, а другими прошел по откосу и обошел грузовик. Машина на мгновение встала на один бок, пронеслась по откосу и снова выскочила перед самым радиатором грузовика на дорогу. Знаете, как в цирке мотоциклисты по стенке? Шофер грузовика только рот разинул, а мы и испугаться не успели. Сделано это было воистину лихо, и мы, пассажиры, все великие ценители автомобильной езды, в один голос сказали:

— Вот это класс!

Трюк был до того здорово исполнен, так неожиданно красив и смел, что Иван Иванович из механика и плохонького водителя, про которого наши шоферы говорили: «Э, да что с него взять, механик!» — сразу вознесся на вершину памирского шоферского Олимпа. Но беда заключалась в том, что этот трюк, создавший Ивану Ивановичу, средненькому московскому водителю и механику, сверкающую репутацию памирского аса, оказался случайной удачей.

Через некоторое время Иван Иванович повез в том же «козлике» людей на крайний юго-восток Памира, в Кызылработ. До половины дороги машину вел шофер-любитель, а Иван Иванович сидел рядом. Дорога была неважная, но сперва безопасная. Затем за баранку сел Иван Иванович. Дорогу эту он не знал, а дорога становилась узкой, поднималась высоко над рекой, делала ряд резких закрытых поворотов. И вот здесь Иван Иванович захотел блеснуть, чтобы всем было ясно: вот, мол, до сих пор машину вел любитель, а теперь ведет мастер. И он погнал машину без расчета. На дороге, идущей по узкому карнизу высоко над рекой, он вылетел на хорошей скорости из-за закрытого крутого поворота — и увидел перед собой еще более крутой поворот! И тут он испугался, не сумел вырулить и сделал непозволительное: оставив баранку, а следовательно, и пассажиров, он выбросился из машины. Машина пошла под откос, прокувыркалась семнадцать метров с почти отвесной скалы и упала на галечник. А пассажиров она рассыпала по скале. Один из пассажиров каким-то образом оказался невредим, у второго было сильно разбито лицо, у третьего — перелом таза, его долго лечили, и он выздоровел. Иван Иванович, выбросившийся первым, был найден лежащим у подножия скалы с раздробленным черепом. Он похоронен на холме в Чечекты, над Памирской биостанцией.

О Васе Кисине я писал в рассказе «Вниз черед снега и перевалы», где описывалось как мы с ним в 1937 году целый месяц пробивались из Хорога в Ош с лопатами в руках. Это был замечательный парень и лихой водитель. На следующий год в середине зимы он опять застрял и оказался с машиной, полной мануфактуры, под перевалом Кызыларт. Заносы были и сзади, и спереди, бензина не было, продовольствия тоже. Февраль и март Кисин прожил один в своей машине. Раз в неделю он пешком ходил за перевал, за тридцать километров, к дорожному мастеру за хлебом. А потом зарывался на неделю в мануфактуру и ждал. Людей поблизости не было, и поэтому его иногда навещали волки. Правда, изредка проезжали пограничники и, не видя его, кричали:

— Эй! Ты еще живой, Василий? — И он выбирался из груды мануфактуры и отвечал, что пока еще живой. Ему подкидывали банку-другую консервов. — Да иди ты вниз, Васька! Плюнь на все, ведь пропадешь, — говорили ему, но он отвечал:

— Нельзя! И машину растащат, и мануфактуру. — И оставался. Оставался один, голодный, два месяца, пока не расчистили дорогу через Алайскую долину.

А вот еще один тип и характер.

Шофер Б., который тоже в числе других в 1937 году пробивался вниз, в Ош, был человеком совсем другого склада. Он отличался упорством в работе. И когда мы копали себе дорогу вниз, через снега и перевалы, он вел себя молодцом. Шофер он был тоже первоклассный. А вот во время войны прославился как «король калыма» Драл с живого и мертвого все, что можно, спекулировал и жульничал. Транспорта ведь почти не было, и он, насажав полную машину людей, вымогал последнее у женщин и детей. К концу войны он отгрохал себе не то семи-, не то десятикомнатный дом и соответственно обстановку. А вот недавно мне кто-то говорил, что нынче он церковный староста. Вот это совсем интересно. Хочет, значит, грехи отмолить, за то, что в тяжелые военные годы женщин и ребятишек грабил!