Кирилл Станюкович - В горах Памира и Тянь-Шаня

Только, нужно сказать, в их поведении есть одна не слишком удобная для экспедиции особенность. Всякому экспедиционному исследователю хорошо известны случаи, особенно частые в начале маршрута, когда лошади или ишаки удирают. Вечером вы их стреножили или привязали к колышкам, а утром все пусто, колышки выдернуты, путы погрызены и все лошади удрали. Вы, конечно, сами едете или посылаете за беглецами на базу, где, по их мнению, их дом и куда они убежали. А вот с кутасами дело будет совсем не так. Сбежать они сбегут при малейшей возможности, но вот куда они побегут и где их искать — совершенно неизвестно. Они могут уйти в какое-либо безлюдное, отдаленное место, где их разыскивать и в голову никому не придет…

Интересные и полезные животные кутасы, хотя и диковатые. По-видимому, приручены они недавно и не потеряли поэтому своей психологической самостоятельности.

С давних пор у подножия Памира и Тянь-Шаня, у окраин пустынь и гор жили смелые и неспокойные люди, которым пришелся по плечу опасный и тяжелый труд караванщиков.

Своеобразные это люди, отважнейшие люди, избравшие пожизненной профессией дорогу. Караванщики, ямщики, каюры — как мало написано о них, и как скоро начинают забывать об этих отважных солдатах сухопутных дорог. С геологами, с геоботаниками, с почвоведами водили и водят они свои караваны в самые труднодоступные места, куда нельзя добраться ни на машине, ни на самолете. Но теперь их мало и с каждым годом становится все меньше, ибо все больше хороших дорог, все больше машин и все меньше караванов. А между тем еще недавно огромные пространства всей Центральной Азии да и Сибири снабжались всем необходимым верблюжьими караванами.

В начале тридцатых годов я своими глазами видел тысячные верблюжьи караваны, которые до открытия Памирского автомобильного тракта везли на Памир, в магазины и на пограничные заставы, одежду, продовольствие и все необходимое. Каждую связку вел караванщик. Он вьючил их утром, шел пешком целый день, развьючивал вечером, вываживал уже затемно, спал немного, а ел еще меньше. Его обычное меню было: утром — лепешка и чай, вечером — чай и лепешка. Варили что-нибудь горячее далеко не каждый день, только по праздникам. И это на Памире, на высоте 3500—4500 метров!

Как могли выдержать эти люди день за днем весь путь от Оша до Мургаба и обратно, не понимаю. Но я говорю о них не с чужих слов, а повидав это своими глазами.

Чуть ли не сотня маленьких и больших караванов обслуживала в начале тридцатых годов Таджикско-Памирскую экспедицию. Десятки караванов и поныне обслуживают многие экспедиции, метеорологические и другие станции и стационары в горах Алтая, Саян, Тянь-Шаня, в отдаленнейших местах Памира, например на Сарезском озере.

Через снежные перевалы, по ледникам, где скользят копыта лошадей, где ждут неосторожного шага глубокие трещины, через опаснейшие броды, где мутные от тающих снегов воды рек катят камни, сбивающие лошадей с ног, по узким карнизам над пропастями, по горячим безводным пескам шли и шли караваны. Караванщики хорошо знали лошадей, верблюдов, яков, кормили, ковали и лечили их. Они умели вьючить такие вещи, которые, казалось бы, невозможно перевезти на лошадиной или верблюжьей спине. Они могли завьючить лодку и мотор, доски и бутыль с серной кислотой.

Сейчас караванщиков все меньше и меньше, многие из них уже состарились и живут на покое, иные не вернулись домой — погибли в дороге. Поэтому хочется вспомнить мне моего первого учителя, заслуженнейшего караван-баши на Тянь-Шане Урусбая Кичкентаева, который водил экспедицию Ленинградского университета через весь Центральный Тянь-Шань от Пржевальска до Андижана в 1934 году.

Профессор Даниил Николаевич Кашкаров, возглавлявший нашу экспедицию много лет, дружил с Урусбаем и ходил с ним по горным тропам много раз. В начале той экспедиции он вывел нас, студентов, перед Урусбаем и сказал:

— Слушаться Урусбая, как бога, и учиться у него караванному делу! Здесь Тянь-Шань, а не университет! Здесь думать нужно!

Урусбай был в те годы уже старик, но очень живой и бодрый. Учил он нас и ковке, и вьючке, и седловке, и уходу за лошадьми, и поведению на переправах и перевалах. Авторитет Урусбая в вопросе выбора пути или места для лагеря, в знании лошадей был непререкаем, а познания в этой области были, я бы сказал, энциклопедическими. Это был профессиональный проводник и караван-баши, посвятивший этому занятию всю жизнь. Он проработал всю жизнь на Тянь-Шане, сначала в таможне, потом в экспедициях.

С нами, студентами, Урусбай был суров, порой даже груб, пытался даже камчой нас пороть, но все это окупалось его необыкновенной симпатичностью, хитростью и, я бы сказал, дошлостью.

Однажды он просто спас нашу экспедицию от басмачей (в те годы случаи басмаческого разбоя еще бывали). На обратном пути экспедиция делала дневки в поселке Нарын. Отойдя два перехода вниз по Нарыну, мы вдруг почему-то стали переправляться через реку, что было нам совсем не по дороге, и остановились в густом лесу из облепихи, ивы и тополя. Нужно сказать, что река здесь была многоводна и переправа через нее трудна и даже опасна. Мы остановились на поляне и еще не успели лагеря разбить, когда на спуске к реке увидели большую группу вооруженных всадников, шедших по нашему следу. Они явно кого-то искали. Нас они не видели, мы были скрыты кустарниками и деревьями. Они довольно долго рассматривали след нашего каравана, входящий в реку. Двое передовых даже начали переправу, но, когда лошади стали входить на глубину, они побоялись большой воды и вернулись обратно. Группа рассыпалась по тому берегу, одни ездили ниже по течению, другие выше, подъезжали к берегу, смотрели на нашу сторону. Мы все сидели в кустах, как зайцы, спрятав лошадей и ничем себя не выдавая. Они поездили вдоль берега, съезжались, разъезжались, но переправляться побоялись и уехали назад. Как только группа исчезла из глаз, мы переправились обратно и быстрым ходом, то шагом, то рысью, шли всю ночь. А ведь и переправляться и прятаться в кустарнике нас заставил все тот же Урусбай!

Исключительно умен был этот караванщик!

И в маршруте, и в лагере, и на переправе да и во время встречи с басмачами он был орел, выручал нас и лихо командовал нами.

О знаменитом караван-баши Султане, водившем многие годы караван на ледник Федченко, я расскажу дальше, в главе «По леднику Федченко». Он ходил со своими ребятами челноком взад и вперед между Дарауткурганом в Алайской долине и обсерваторией «Ледник Федченко», стоявшей на самом леднике. День шел от Дарауткургана до Алтынмазара через перевал Терсагар в Заалайском хребте, день от Алтынмазара по галечникам через четыре переправы и двадцать километров по леднику до ночевки в Чертовом гробу (это такая котловинка рядом с ледником, в скалах, где ночевали). На следующий день пятнадцать километров по леднику, все время между трещин и пропастей, до обсерватории, там разгрузка и в тот же день опять до Чертова гроба. На следующий день опять до Алтынмазара и оттуда опять через Терсагар до Дарауткургана.