Кирилл Станюкович - В горах Памира и Тянь-Шаня

В 1935 году район Гурумды и озера Салангур на Памире был еще так населен архарами, что в некоторых долинах их стада производили впечатление больших гуртов домашнего скота. Тут воздействие архаров на растительный покров, видимо, приближалось к тому, какое они оказывали до появления здесь человека. Излюбленные дорожки архаров из долины в долину были похожи на скотопрогоны. Площади песков в одной из долин были совершенно истоптаны, пески развевались. А между тем впоследствии, когда архары были выбиты, а домашнего скота стало больше, эти развевающиеся пески стали зарастать.

Какие же выводы можно сделать из этих наблюдений? Главный вывод тот, что в возникновении пустынь повинен, видимо, не только человек. Известный путешественник Г. Е. Грум-Гржимайло утверждал во многих своих работах, что в исторический период в Центральной Азии увеличивались площади пустынь и гибли пастбища не только вследствие деятельности человека, но и из-за изменений климата.

Многие ученые описывают, как когда-то волны азиатских кочевников захлестывали одна за другой Европу. Была волна гуннов, волна татаро-монголов. Что же заставляло кочевников покидать Центральную Азию и двигаться на Европу? Кто знает? Может быть, причиной этих движений были климатические изменения, происходившие совсем недавно, еще на памяти человека?

В Европе ледниковый период миновал давно, в Западной Сибири позже, в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке еще позже, а на Аляске, по мнению американских исследователей, он закончился всего три — пять тысяч лет назад. Вот некоторые ученые и думают, что еще сравнительно недавно на Дальнем Востоке, в Восточной Сибири и в Центральной Азии были совсем другие климатические условия, чем сейчас, и что предки североамериканских индейцев, четырнадцать — пятнадцать тысяч лет назад пришедшие в Америку через Берингов пролив и Берингово море, не приплыли туда, а перешли пешком через замерзший Берингов пролив или по бывшему там перешейку. Что еще недавно в горах Монголии и Центральной Азии ледников было больше, но с их сокращением, гонимые ухудшением пастбищ, скотоводы кидались искать новые пастбища, и тогда новая кочевая волна затопляла Причерноморье, степи Венгрии, уходила в Центральную Европу.

Поэтому все-таки думается, что не только человек причина образования пустынь, таких, как Каракумы, Такламакан и другие, как считал Берг. Да, конечно, какие-то участки пустынь возникли вследствие истребления пустынных кустарников или перевыпасов. Но в образовании пустынь участвовал и климат. Пустыни прежде всего дети засухи, жары и суховеев, дети зноя. Они не могли появиться лишь в результате истребления кустарников и неумеренного выпаса домашнего скота. Ведь и до появления человека с его стадами растительность в степях и в горах имела своего потребителя. Огромные стада бизонов в прериях Америки, сайгаков, джейранов и куланов в степях Старого Света — это все потребители травы. Когда не было человека, все эти травоядные поддерживали равновесие в природе, питаясь, уничтожая траву. А если случался перевыпас — пески начинали развеваться и надолго превращались в движущиеся барханные пески. И тогда животных становилось меньше, опять разрасталась трава — и опять останавливались барханы.

…Вот о чем я думал, сидя у палатки, глядя на бесконечные стада архаров.

Следующий наш лагерь был неудачный: терескен для костра был, и лужок для лошадей был, а воды не было. Переночевав без ужина, а утром обойдясь без чая, мы рано завьючились и на непоеных лошадях ушли к Джартыгумбезу.

И виноват в этом был Потанда. Потанда был немолод, малоподвижен и несколько мрачноват. Как выяснилось, он был человек повышенно религиозный, утренние и вечерние намазы выстаивал регулярно. Но, мало того, он и днем иногда останавливал караван, чтобы сотворить намаз. Это было нам совсем не с руки, но говорить на эту тему я с ним не хотел, считал нетактичным.

Помогать вьючить, укладывать или раскладывать вещи, когда лагерь снимался или, наоборот, разворачивался, он не торопился. Он мягко улыбался Ассылу и говорил, как бы извиняясь: «Ну, ты молодой». И Ассыл стеснялся заставлять его что-либо делать. Так и повелось: мы работали, а Потанда посиживал на вьючном ящике, ласково улыбался и поощрительно говорил что-то вроде: «Ну вот», «Ну, молодцы», «Вот хорошо».

Езду и пребывание в седле Потанда, правда, не считал за труд и в седле сидел весь день. Если ему нужен был какой-либо предмет, лежавший шагов за двадцать — тридцать, то он наклонялся, зацеплял, что ему нужно, камчой и, не слезая, возвращался. За водой шагов за пятьдесят с ведром тоже ездил верхом.

Как выяснилось впоследствии, Потанда был не только сам религиозен, но и считался среди соотечественников авторитетом в духовных вопросах. И так как у памирских киргизов настоящий священнослужитель был только один, разные несложные требы нередко совершал он сам, за что его именовали ярмулла (то есть полмуллы), хотя он и был абсолютно безграмотен.

Еще до этой неудачной ночевки, когда и мы, и лошади оказались без воды, Ассыл завел со мной разговор, чтобы я «подвел психологическую базу под проблему Потанды, а то этот старый черт ну совершенно ничего не делает». Ему, Ассылу, неудобно, а мне как начальнику отряда вполне удобно поговорить с Потандой. Я действительно попробовал тогда с ним поговорить, но в ответ получил только мягкую улыбку и слова: «Ну ты, Кирилл, молодец», и все на этом закончилось.

Но после этой неудачной ночевки наш Потанда потерял свой авторитет. В начале экспедиции он пытался было рассматривать свою роль в нашем отряде только как роль руководителя и проводника, прекрасно знающего все тайны маршрута. Но эта ночевка без воды лишила его ореола великого проводника, и ему уже не удалось удержать и свою позицию распорядителя, командующего, сидя на вьючном ящике. Ему было предложено действовать не только рассказом, но и показом. И наутро мы вьючили уже не вдвоем, а втроем. На его стереотипное: «Ну, вы молодые!» — мы отвечали: «Ладно, ладно! Давай скорее. Лошади пить хотят». И пришлось Потанде с этого времени тоже трудиться.

К середине дня — а шли мы очень быстро, ибо и мы, и лошади хотели пить, — мы дошли до самого Джартыгумбеза.

Небольшая речка Истык, текущая возле могилы Джартыгумбеза, окружена множеством горячих источников. Одни из них выбиваются у самого русла, другие — выше по склону, одни теплые, другие горячие. Одни источники бьют недавно, а другие — давно: они отложили целый конус солей и бьют теперь как бы из жерла маленького вулкана. А поодаль стоят несколько больших конусов, из которых уже ничего не бьет. Видимо, место выходов горячих ключей меняется — то ли из-за землетрясений, то ли по еще каким-либо причинам.