Григорий Плоткин - Поездка в Израиль. Путевые заметки

Сидя в глубоком, обитом зеленым плюшем кресле, просматриваю туристскую карту Израиля. Неожиданно появляется дамочка в пестром ситцевом платье и садится в соседнее кресло. Определить ее возраст почти невозможно: несмотря на заметные косметические ухищрения, остроносое лицо этой женщины с «гусиными лапками» у круглых серых глаз, очевидно, могла бы уже украшать седина, но волосы, щедро напоенные какой-то патентованной краской, имеют неестественный черно-синий оттенок. Полиграфисты такой колер называют «воронье крыло».

— Она, должно быть, позавчера постарела! — подумал я, вспомнив шутку одного из моих друзей. Однако, если судить по поведению моей соседки, она была о себе другого мнения. Высоко заложив ногу на ногу и с притворной стыдливостью оттянув оборки своей юбки вниз, почти до колен, кокетка единым духом выпалила:

— Ах, вы советский турист!.. Можно с вами поговорить? Когда я вижу земляка, сердце у меня…

— Вы хотите сказать, — нарушая дипломатический этикет, перебиваю ее, — что вас зовут Роза Фишер, что вы тоже из Советского Союза, еще в юные годы вы стали сионисткой и мечтали выехать в Палестину, когда-то жили в Киеве, а потом, оставив своего мужа, фамилия которого Демченко и который теперь преподает в Москве, прибыли сюда, в Хайфу, и прекрасно устроились, работаете в статистическом бюро?

Она ошеломлена:

— Ой, откуда вы это знаете?

— Все это я уже слышал от вас вчера вечером. Вы меня не узнали: я был в другом костюме и без темных очков. Как только вы начали про «земляка» и про «сердце», я сразу вас припомнил.

— Вы знаете, это так приятно! — она предупредительно смотрит мне в глаза и, говоря, делает головой какие-то еле заметные движения, будто хочет ввинтиться мне в лицо, — просто хотелось поделиться… Мы, приезжие, тут, действительно, попадаем в родной дом… уровень жизни здесь очень высок…

— Вы так настойчиво уже второй день рассказываете об этом мне и моим товарищам, что невольно закрадывается сомнение — отвечают ли ваши слова действительности?

— Переезжайте сюда, сами увидите!

— Вот к чему вы клоните! Примитивно! Еще вчера мы с товарищами смеялись над вами, догадываясь, в чем дело. Передайте тем, кто вас послал, что мы уже успели повидать, как здесь живут люди, и разберемся во всем без помощи таких агитаторов!

Один из богатых тель-авивских кварталов

Должно быть, вид у меня в эту минуту был не очень любезный. Роза Фишер вскочила со своего кресла и сделала последнюю попытку «ввинтиться»:

— Боже мой, какой вы строгий!

И исчезла. Буквально на глазах, словно сквозь землю провалилась: наверное, ее спасла толпа прибывших откуда-то мужчин и женщин, которые в эту минуту заполнили холл.

Розу Фишер мы запомнили надолго. Имя ее стало для нас нарицательным. Как-то на улице за нами увязался высоченный, словно надутый помпой, оболтус в коротких штанишках, который, назвав себя безработным Беном, в течение нескольких часов не отходил от нас ни на шаг: «Я вам покажу Хайфу! Ох, мы тут хорошо живем! Куда вы хотите пойти? Я вас провожу!» Вспомнив, что на протяжении дня мы видели этого «безработного» то в образе сторожа, на предприятии «Солель-Боне», то шофера такси и, наконец, уличного фланёра, кто-то из товарищей спросил его:

— Слушай, Бен, ты, часом, не брат Розы Фишер?..

В Тель-Авиве мы встретили ее «молочную сестру». В гостиницу пришла седая, благообразная женщина и, пугливо озираясь (нас никто не видит?), заявила, что она американская коммунистка.

— Я хочу передать вам скромные подарки от ваших заокеанских братьев! — таинственно шепнула неожиданная гостья и, положив на кресло три пакета, торопливо ретировалась.

Удивленные ее поведением, мы берем в руки подарки, завернутые в издающуюся в Америке коммунистическую газету «Фрайгайт». В каждом пакете находим пестрый «стиляжный» галстук и листовки на древнееврейском языке, агитирующие нас поселиться в Израиле, этом «настоящем раю для евреев».

— Роза Фишер действует! — шутим мы, аккуратно опуская полученные «подарки» в урну для мусора.

Еще до приезда в Израиль нам приходилось слышать об удивительной активности, с какой сионистская пропаганда действует в разных странах мира, всеми способами рекламируя израильский «земной рай», с тем, чтобы поймать доверчивых простофиль и перетянуть их на постоянное жительство в эту страну. Но никому из нас не приходило в голову, что сионисты, вопреки действительности, которую мы увидели своими глазами, начнут бесстыдно черное называть белым, ужасающее — прекрасным, наивно надеясь убедить нас. Или они чересчур положились на бесталанного Соломона Абрамовича, которому было поручено демонстрировать нам только «показательный ад»? В защиту нашего гида должен засвидетельствовать, что он старательно выполнял полученные им инструкции, однако сама жизнь вносила, как это случилось в Беершебе и в других местах, серьезные коррективы в его объяснения.

А это — тоже Тель-Авив. Тут тоже живут люди. Сто тысяч прибывших в Израиль не имеют и таких жилищ

Приезжаем в окруженный песчаными барханами маобара «Асбест Бат-Ям». Маобара — это временный поселок для иммигрантов. Здесь живет четыреста пятьдесят семейств, около тысячи семисот человек. Большинство из них «временно» находятся в маобара свыше восьми лет, то есть почти столько, сколько существует государство Израиль. У душных асбестовых бараков в придорожной пыли бегают босоногие детишки. Они окружают меня, исподлобья внимательно рассматривают, словно перед ними какое-то непонятное существо.

— Имерикен! — злобно говорит старший из мальчиков и показывает мне кулак. Его соратники, заложив пальцы в рот, готовятся свистеть.

Поспешно объясняю, что я не американец, а советский гражданин. Сначала мальчики слушают меня с откровенным недоверием, но, увидев у меня значок с эмблемой московского фестиваля, начинают приветливо улыбаться: лёд растапливается окончательно.

— Рус! Рус! Москва! — наперебой весело кричат они и зовут своих родителей на улицу. Собирается большая толпа. Все это — выходцы из Польши.

— Как себя чувствуете? — спрашиваю их.

— Бардзо кепсько!

Соломон Абрамович нервничает. Он надеялся, что мы издалека осмотрим этот поселок и не будем вступать в разговоры с его жителями. Кстати, нервничать нашему гиду приходится и в других лагерях переселенцев. Всюду на вопрос, «как живется», слышны ответы на языке той страны, откуда прибыли иммигранты: «зер шлехт», «вери бед», «тре маль», «очень плохо»…

Седая женщина с болью рассказывает:

— Мои две дочери закончили в Варшаве высшую школу. А здесь нигде не смогли получить работу. Пришлось им стать прислугами… Мучимся мы тут неизвестно за какую вину. Передайте всем, кто собирается сюда ехать, чтобы даже и не думали об этом!