Адам Водницкий - Провансальский триптих

В церквях Прованса нет ничего от интимной атмосферы и внутреннего убранства храмов Центральной Европы с их стильным беспорядком, золотом, показным богатством; я уж не говорю о православных церквях со множеством святых в пурпуре и золоте, коврами на плитах пола, почти домашним теплом. В монументальном интерьере романской или готической церкви легче встретить прячущихся среди листьев аканта страшных чудищ из мифического бестиария, чем дружелюбных эльфов — ангелов, которые, утомленные полетом, присаживаются на край алтаря.

К тому времени, когда я вышел из собора, дождь прекратился, но на горизонте клубились темные тучи. Я не собирался участвовать в Mysterium paschale , но, опять-таки сам не знаю как, около полуночи оказался на пустом бульваре Лис. По мостовой катились сорвавшиеся с привязи воздушные шары, ветер трепал края больших афиш с программой воскресной корриды. В этот час никаких других предвестников приближающейся фиесты на безлюдных улицах не было. Стук моих шагов возвращался, отразившись от темных фасадов, и это был единственный звук в ночи. Бульвар Лис упирался в перекресток Круазьер; справа короткая, обсаженная старыми платанами улица ( Avenue des Alyskamps ) круто спускалась к мостику на живописном канале Крапон [234] Оросительный канал, вырытый по проекту и под руководством инженера Адама де Крапона, который привел воды реки Дюране на бесплодную равнину Ла Кро. (XV век), соединяющем Арль с равниной Ла Кро. Отсюда узкая дорожка по берегу канала вела прямиком к воротам Алискампа — самого большого и самого знаменитого некрополя античности. К сожалению, из-за колоссальных разрушений, произведенных во имя прогресса в середине XIX века, от него уцелела лишь небольшая часть.

Красоту этого места оценил Поль Гоген: во время короткого, драматически закончившегося пребывания в Арле он написал здесь один из самых прекрасных своих пейзажей. Сейчас, в ночной темноте, разглядеть можно было немного: смутно маячившие светлые пятна на стволах вековых платанов да отражения далеких огней на воде. И еще где-то над деревьями виден был тусклый свет Фонаря мертвых — восьмиугольной башни церкви Святого Гонората.

Ворота некрополя были открыты, но возле них никого не было. Двигаясь чуть ли не ощупью, я прошел мимо едва заметных остатков романской церкви, построенной на месте заложенного в начале VI века епископом Арля святым Цезарием женского монастыря — одного из старейших в этой части Европы. Сразу за церковью начинается длинная, густо обсаженная деревьями L’Allée des Tombeaux [235] Аллея саркофагов ( франц. ). , по обеим сторонам которой тянутся ряды каменных саркофагов; в основном они датируются III и IV веками, однако чудесная эта аллея появилась не в палеохристианские времена: ее создали в XVIII веке монахи из ордена Братьев меньших, которые расставили там — по большей части уже опустошенные — саркофаги. В XIX веке аллея служила жителям Арля местом свиданий и романтических прогулок. Конечно, ее не мог не обнаружить, бродя по городу, Винсент Ван Гог.

Поздней осенью 1888 года он писал брату Тео:

Jе crois que to aimerais la chute des feuilles que j’ai faite. C’est des troncs de peupliers lilas, coupés par le cadre là où commencent les feuilles. Ces troncs d’arbres comme des peupliers bordent me allée où sont à droite et à gauche alignés de vieux tombeaux remains d’un lilas bleu. Or le sol est convert, comme d’un tapis, par une couche épaisse de feuilles orangées et jaunes tombées. Comme des flocons de neige il en tombe toujours encore…

Думаю, что ты одобришь написанный мною листопад. Лиловые стволы тополей перерезаны рамой как раз там, где начинается листва. Эти деревья, как колонны, окаймляют аллею, по обеим сторонам которой выстроились лилово-голубые римские гробницы. Земля уже устлана плотным ковром оранжевых и желтых опавших листьев, а новые все падают, словно хлопья снега…

Некрополь описывали многие прозаики и поэты. Прекрасное стихотворение «В Арле», вошедшее в сборник «Контррифмы (Романсы без музыки)», посвятил некрополю Поль-Жан Туле [236] Поль-Жан Туле (1867–2014) — французский прозаик и поэт; знаменит своими «Контррифмами», созданной им самим поэтической формой. :

Сейчас, среди ночи, аллея казалась черным коридором, ведущим в царство теней.

Почти все обряды инициации, независимо от их специфики и места проведения, содержат один и тот же элемент: проход по темному коридору как символический путь через смерть и воскресение к свету и жизни. Когда я стоял один в темной аллее, между глыбами саркофагов, мне казалось, что вот-вот из мрака вынырнет вереница духов этой земли, которые обступят меня и поведут в освященное кровью место, где я буду удостоен милости очищения. А когда увидел в конце аллеи, словно в перевернутом бинокле, пляшущие огоньки и мечущиеся тени, образ темного коридора стал еще более реальным.

Как загипнотизированный, я пошел вперед, туда, откуда слышались невнятные голоса, обрывочное пение, где мелькали люди с непокрытыми, несмотря на морось, головами. Внезапно справа от меня из густой тени под деревом вынырнул какой-то человек и протянул мне незажженный факел:

— Salve, amice! [238] Привет, друг! ( лат. ) — тихо, едва ли не заговорщицки произнес он.

На маленькой треугольной площади перед сохранившейся частью церкви Святого Гонората толпились люди с горящими факелами. Их было немного — человек восемьдесят, от силы сто; кто-то стоял на коленях. Посередине, в кругу факелов, я увидел высокого худощавого молодого человека с бородой и светлыми, падающими на лицо волосами, в черных брюках и растянутом свитере до колен. На голове у него был настоящий терновый венец, на спине — крест из неострутанного дерева. Согнувшийся под тяжестью креста (обмотанный вокруг шеи черный шарф свисал почти до земли), он поразительно напоминал фигуру с брейгелевского «Несения креста» (1651) в венском Музее истории искусств. На бледном отрешенном лице рисовалось подлинное — не театральное — страдание. Две струйки крови вились между каплями пота на лбу, стекали по щеке и исчезали в густых зарослях белокурой бороды. Я сразу его узнал. Он был учителем; мы встречались на улице неподалеку от городской гимназии. Видел я его и на первомайских демонстрациях: обычно он шел один, неся красный флаг с эмблемой ВКТ (Всеобщая конфедерация труда), устремив прямо перед собой невидящий взгляд.