Адам Водницкий - Провансальский триптих

улица Гласьер,

переулок Лампурда, или Грат-Кюль,

улица Террен,

улица Пти-Пюи,

улица Реколетт,

улица Бу д’Арль (сейчас улица дез-Эколь),

улица Рампар (сейчас улица Поль-Бер).

А справа от ворот находились:

улица Сент-Исидор,

улица Вер.

За редкими исключениями, этих улиц и домов уже нет. Они были разрушены — как и Желтый дом на площади Ламартина — во время трех массированных налетов британской и американской авиации 25 июня, 17 июля и 15 августа 1944 года. Весь исторический район тогда превратился в груду развалин. Бомбы союзников повредили также (к счастью, незначительно) несколько арок римского амфитеатра! Очередной пример ничем не оправданного варварства… Нетронутыми остались лишь городские ворота с двумя круглыми башнями да фонтан Амедея Пишо [262] Амедей Пишо (1795–1877) — французский литератор, переводчик и редактор: на углу названной именем Пишо улицы в Арле к десятилетию его смерти был установлен мемориальный фонтан. .

Получить представление о том, как выглядел некогда quartier réservé с его закоулками и маленькими площадями, с его вывесками, фонарями и цветочными кадками у порога, можно лишь благодаря немногочисленным фотографиям и рисункам Рауля Дюфи 1925 года. На одном из рисунков запечатлена часть улицы Вер с четырьмя домами терпимости, о чем свидетельствуют традиционные вывески над дверями: «Туз пик», «Черный кот», «Туз треф», «Туз червей».

Послевоенные коммунистические власти города восстановили район, но — словно бы отгораживаясь от прошлого — не сохранили ничего от его прежней архитектоники. Не помогли протесты действовавшего с 1901 года влиятельного Общества друзей старого Арля, интеллектуалов, художников, писателей, наконец, простых обывателей. Городские власти не сдались.

Традиционные арлезианские дома — узкие, двух- или трехэтажные каменные здания, крытые красной керамической (так называемой римской) черепицей, с двумя окнами на фронтоне; на ночь окна закрывались деревянными разноцветными ставнями. Внутри на первом этаже — просторное помещение с кирпичным или каменным полом, камином и внутренней винтовой лестницей, соединяющей расположенные одна над другой комнаты (иногда две смежные) и небольшую, часто крытую террасу. Об античном прошлом убедительно свидетельствовали подвалы со стенами из плоских римских кирпичей и бочкообразными сводами. Нередко при ремонте канализации там обнаруживались замурованные либо зарытые в землю амфоры для оливкового масла или вина.

Все это безвозвратно погибло. Отстроенные на скорую руку дома были некрасивы, выглядели претенциозно и дешево. В соответствии с идеологическими установками отцов города они предназначались в основном городской бедноте, которую стали постепенно вытеснять еще более неимущие иммигранты, в основном из Северной Африки. Но даже самыми благородными лозунгами не прикроешь вычурную уродливость…

Целые десятилетия новый район оставался инородным анклавом. Жители других районов неохотно туда наведывались. Казалось, нарушены какие-то тонкие механизмы социального гомеостаза, оборваны нити, связывающие разные части городского организма. Однако время делало свое: город постепенно поглощал поврежденную ткань, рана заживала. Часть домов перестроили, на прежнее место возле уцелевших остатков крепостных стен вернулись еженедельные рынки, выросли новые деревья, розы и плющ увили стены; по субботам на выложенных гравием площадках снова играют в петанк. Гений Юга довершил сделанное: искалеченный район ожил.

Я сижу на террасе Café de Nuit , где слева от меня — вангоговская желтая стена, а напротив — фрагмент римской арки, встроенный в фасад гостиницы Grand Hôtel Nord-Pinus .

В глубине почти пустого зала сидит за столиком девушка в мини-юбке, с большой, обшитой серебряными монистами сумкой на длинном ремешке, и мужчина в выцветших джинсах и черной футболке с надписью на спине; на лбу у него темные очки. Мужчина курит, пряча сигарету в кулаке. На волосатых предплечьях татуировка, на левом запястье золотые часы. Пара ссорится (говорят по-русски), оба очень возбуждены, звучат бранные слова. Речь идет о деньгах, которые девушка отдала не тому, кому должна была отдать. В какой-то момент она резко встает, хочет уйти, но мужчина хватает ее за руку, заставляет сесть. Девушка плачет, громко всхлипывая; наконец умолкает. Еще несколько фраз, произнесенных мужчиной уже гораздо мягче, и мир восстановлен.

За ними молча наблюдает прислонившиийся к дверному косяку официант.

А у меня перед глазами сцена из письма Винсента: время вернулось на столетие назад.

— Из Школы изящных искусств?

Старый господин смотрит на меня поверх съехавших на кончик носа очков-половинок. Под слезящимися глазами мешки, руки усеяны темными пятнышками.

— А кого вы там знаете? Профессора Филиппа Форе? Ах, вы там преподаете… Ну хорошо. Надолго? Громче, пожалуйста… Я плохо слышу. Этот шум с улицы… Запишитесь, пожалуйста. Вот здесь…

Подсовывает мне большую книгу. На красной коже тисненная золотом надпись: L’Hôtel Le Grand Balcon . Открываю. Начало записей — 1955 год. Должно быть, вид у меня разочарованный, и старик это замечает.

— Гостевая книга, которую вели сестры Марк е с, у меня в офисе. Если желаете, завтра я вам ее покажу. В конце декабря тут была целая группа с France-Culture … [263] Общественный радиоканал группы «Радио Франс». Завтрак с 6.30, вон там, слева.

Гостиница старая, давно не ремонтировавшаяся. Обои помнят межвоенные (если не более ранние) годы. Обивка тяжелых кресел выцвела: красная когда-то ткань теперь грязно-розовая, прежний цвет сохранился только на сгибах. Круглые деревянные столы; на темных фанированных поверхностях светлые пятна — следы от стаканов и бокалов. Вытертый ковер, прикидывающийся бухарским. Лестница на второй этаж выстлана дорожкой, тоже вытертой, придерживаемой латунными прутьями. Рядом лифт в затянутой ажурной металлической сеткой шахте. Кабина из кованого железа украшена в стиле столь милого французскому сердцу ар-нуво, следы которого где только не видишь: в мелких предметах повседневного обихода, в малых архитектурных формах, даже в кузове производившегося до восьмидесятых годов «ситроена 2CV».

Лифт устацовлен в 1929 году. В 2003-м его включили в список охраняемых государством объектов. На ажурной решетке табличка: classé Monument historique [264] Из разряда исторических памятников ( франц. ). .

На стенах фотографии: маленькие, большие, с паспарту и без, в деревянных, алюминиевых, светлых или темных рамках — сразу видно, что оправляли и развешивали их в разное время, любовно, как семейные реликвии.