Кей Чорнук - Прогулки с Вольфом

Семья Гиндон также понимает ценность музыки и смеха. И то, и другое часто звучит в их доме не только в целях моральной поддержки в трудные времена, но и для взаимного общения. Они считают, даже если ты не знаешь языка своего собеседника, общение с ним возможно через мелодию, ритм, смех и даже слезы. Хотя у Вольфа всегда был своеобразный и несколько путанный разговорный испанский (как, впрочем, и английский), у него никогда не возникало проблем в общении с людьми. Его харизматичная улыбка — это простой язык общения, который понятен всем. Смех — это не только символ личного благополучия, но и коллективный двигатель к миру во всем мире, и, как минимум, от него становится всем светлей.

Что касается любви, вскоре после смерти моей матери я увлеклась очень интересным и талантливым человеком. Однако по мере роста моей влюбленности росло и мое понимание того, что он борется с собственным психическим заболеванием. Большую часть времени я не могла понять, что происходит у него в голове. Хотя он был очень интересным и принес большую радость в мою жизнь, я вскоре почувствовала его ненормальность. Мне стало понятно, что человек этот идет трудным, нелогичным путем. Он страдал от недостатка серотонина, и это приводило его к жизни, полной недоразумений и сложных взаимоотношений. Я очень уважаю людей, которые противостоят своим демонам и получают помощь. Я глубоко сочувствую их семьям и партнерам, которые пытаются идти и дальше по этой непростой дороге совместной жизни. Я многому научилась, пока сама шла по этой ухабистой дороге, в частности, поняла силу терпения, любви и терапевтическую природу смеха.

Когда я познакомилась с Вольфом в 1990 году, он уже в течение примерно шести лет принимал литий для лечения биполярного расстройства. Он иногда уходил в длительные ночные походы с нерегулярным питанием и сном, что нарушало его литиевый график. Я помню, он неустанно двигался в том первом походе через Пеньяс, прямо как большая мышь. На ночлеге в хижине Поко-Сол он с удовольствием выходил на улицу, когда чувствовал необходимость полюбоваться на луну. Арт, Марийка и я были такими уставшими, что едва слышали его стоны. Но трудно было полностью игнорировать бормотание Вольфа, приготовление кофе и его хождение по нашим ногам, когда в темноте хижины он тихо пробирался, спотыкаясь о наши конечности. На рассвете мы упустили возможность увидеть двухметрового ботропса, который ел агути. Мы не смогли быстро подняться, когда слышали крики Вольфа, призывающие выходить на дорогу, куда он отправился с соседом ранним утром. Вольф вернулся в хижину, когда мы уже одевались, пожурил нас за наше опоздание и начал кипятить воду для «утреннего нектара».

Арт Педерсен, Вольф и Марийка Михайлович около Поко-Сол. Февраль 1990 г.

Мы заметили изменение в поведении Вольфа, когда любовались красотой влажного зеленого пейзажа с чашками вкусного кофе в руках. После ночной активности он выглядел гораздо менее оживленным. Он то смеялся, когда изъяснялся в своей любви к Поко-Сол и мечтал о будущем региона, то, свернувшись калачиком на полу в позе эмбриона, причитал по поводу каких-то своих ошибок в прошлом. Он был эксцентричен в своем поведении, и это было и смешно, и тревожно. Его харизматическая энергия была притягательна, но его увлекательные рассказы часто прерывались внезапными вспышками гнева или печали. За его быстро меняющимися эмоциями трудно было угнаться.

В то время я ничего не знала о маниакальной депрессии, но часто сталкивалась с ней позже. Химические дисбалансы и расстройства личности случаются повсеместно в обществе. К счастью, тех из нас, кто страдает депрессией, шизофренией, обсессивно-компульсивным поведением или маниакальными эпизодами, больше не требуется изолировать, как мать Вольфа. Теперь существует множество лекарств и разных методов лечения. Первым шагом на этом длинном, трудном пути излечения является признание поведения как иррационального, или бредового, или самоуничижительного. Помимо этого первого непростого понимания, наряду с соответствующим лечением, безопасную среду обеспечивает поддержка семьи и сообщества. В такой среде пострадавший может сам справляться со своими психологическими препятствиями. Даже и в этой ситуации вы, в конечном счете, находитесь один на один с вашей борьбой, и сила терпения должна исходить изнутри.

В течение большей части своей жизни Вольф жил отдельно от матери. Любовь и ощущение стабильности он получал от своего отца, тети Мэри и сообщества квакеров. Он не понимал состояния своей матери, но всю жизнь он нес груз неопределенности, опасаясь того, что и он может страдать от подобного недуга. До самой середины его жизненного пути у него не было никаких признаков собственной маниакальной депрессии, и его действительно иррациональное поведение стало заметно в 1970-х и начале 1980-х годов. Тогда он был вовлечен в работу по защите леса и занимался администрированием заповедника туманного леса.

Биполярному расстройству обычно сопутствует наличие невероятного количества энергии. Вольфу нравится двигаться, и он постоянно в движении. Однако ему не очень удается заканчивать проекты. Как правило, зная, что он не завершит начатое дело, он не торопится его и начинать, потому-то его дом выглядит недостроенным и по сей день. Работа в лесу, на тропах — когда все время идешь вперед и видишь результат налицо — является отражением приложенных усилий. Такая работа, которой конца и края не видать, идеально подходит для него. Когда Вольф вспоминает жизнь до того, как ему был поставлен диагноз, то говорит, что труднее было окружающим его людям, чем ему самому. Когда я спросила, что помогло ему в трудные времена, я думала, что в ответ услышу что-то о его вере, его семье или его работе, а он ответил без затей: «литий».

«В те времена я не сильно парился, чтобы реагировать на происходящее вокруг меня. Я все делал так, как делал всегда, ничего не меняя, и меня это не беспокоило, в отличие от моей семьи. Мне было все равно, кто и что думал обо мне и о том, что я сделал. Это мое дело, прав я или нет. Так было, когда я думал, что могу рассказывать свои истории, которые я считал смешными, а они никому не были нужны. Мое видение того, что казалось смешным, было явно ошибочным. Я слишком много болтал, порой нес чушь и плохо спал ночами.

Но я никогда не проявлял насилия. Злые языки рассказывают, что я угрожал кому-то мачете, когда у нас с этим человеком возникли разногласия во время работы на дороге к Пеньяс-Бланкас. Не было этого! Что было? Я перерезал постромки у телеги, доверху нагруженной жердями, вывозимыми с участка, прилегающего к заповеднику. Хотя этот участок был частной собственностью соседа, я понимал необходимость защиты заповедника. Возница решил, что я ему угрожаю. Я бы никогда не сделал что-то подобное серьезно, с дурными намерениями. Я просто показывал свое неудовольствие.