Андрей Поляков - Снег на экваторе

Несколько минут спустя мы сидели на зарешеченной, обвитой зеленью веранде и беседовали о том о сем за чашкой крепкого юаровского чая «Фиф розен», то бишь «Пять роз». Вокруг стояла мебель из плетеных прутьев и толстых досок с нарочитыми трещинами, а в дверном проеме виднелся марлевый полог от комаров, статуэтки на камине, грубоватая керамика… В общем, типичный стиль сафари, который доводилось множество раз встречать и до и после.

Из этой первой остановки в статью ничего не вошло и, наверное, она вовсе стерлась бы из памяти, как имя южноафриканца, если бы не один эпизод. Пока повар и служанка готовили и накрывали на стол, хозяин предложил покататься по озеру, примыкавшему к питомнику. В середине был островок, куда он направил лодку. Не успел ее нос коснуться тверди, как я прыгнул на крошечный скалистый пятачок под крики: «Стой, назад, назад!»

Еще в воздухе я понял свою оплошность. То, что показалось мне ноздреватой коричневой скалой, на которой можно спокойно постоять, было слившимся с островком двухметровым упитанным крокодилом. Не помню, как влетел в лодку. Уверен только, что обратный прыжок занял гораздо меньше времени. А монстр лишь лениво повернул голову и вновь застыл в блаженном, теплом покое.

– Я хотел его тебе показать, а тебе, видно, не терпелось к нему на обед, – насмешливо выговаривал на обратном пути хозяин фермы. – Может, лучше отобедаем у меня?

После пережитого трапеза показалась божественной. Особенно вкусным было нежное блюдо, приправленное приятным, слегка пряным соусом.

– Ну, как? – поинтересовался хозяин.

– Превосходно, – похвалил я. – Только никак не могу понять: это рыба или птица?

Хозяин, казалось, только и ждал такого ответа и зашелся в довольном хохоте.

– Ни то ни другое, – отсмеявшись объяснил он свою реакцию. – Это он и есть. Крокодил.

Потом, в Зимбабве, я не раз бывал на больших крокодиловых фермах, держал в руках маленьких, но уже кровожадных, норовящих вонзить в тебя острые зубки крокодильчиков, видел, как взрослые крокодилы проглатывают брошенных им на съедение кур. И по возможности прилежно следовал прочитанному в одном из ресторанов совету: «Съешь крокодила прежде, чем ему захочется съесть тебя». В общем, когда подворачивался случай, с удовольствием заказывал бифштексы, эскалопы, бефстроганов, шашлыки из крокодилятины. За это время я твердо усвоил, что в пищу и на выделку кожи годятся только хвосты особей в возрасте от одного до четырех лет, потому что у тех, кто моложе, есть нечего, а у тех, кто старше, плоть и шкура уже слишком грубые.

Каждый раз, приступая к блюду из крокодила, я вспоминал лукавый взгляд того южноафриканца и его вопрос:

– Ну, так все же – рыба или птица?

Ответа на него я не нашел. Скажем так: все зависит от искусства повара. Неплохие шефы работают в найробийском ресторане «Карнивур», то есть «Хищник». Там подают только дичь. Официанты ставят на стол флажок и обходят клиентов с шампурами, на которых нанизано мясо большинства диких африканских животных, страусов и крокодилов. Подносить угощения прекращают только тогда, когда пресытившийся посетитель опустит флажок, признав себя побежденным.

Но Масаи-Мара – не «Карнивур». Там крокодилы сами могут выбрать себе на обед кого угодно, хотя они – не единственные, кто в сезон миграции кормится на убой за счет несчастных гну. Антилопами утоляет голод почти все живое. Как рассказали мне в расположенной в заповеднике исследовательской станции, самые прожорливые и многочисленные хищники – стервятники. Трудно поверить, но, по статистике, они ежегодно съедают тысячи тонн мяса гну – больше, чем львы, крокодилы, гиены и шакалы вместе взятые.

Как всегда в природе, любой процесс, в том числе пожирание гну – глубоко гармоничен и взаимно полезен. Животных, ослабевших или заболевших в ходе сухопутного странствия, приканчивают львы. Особей, утонувших, переломавших ноги или позвоночник в ходе переправы через Мару, – крокодилы. За львами доедают гиены, способные за один присест проглотить треть собственного веса. Их неприхотливый желудок переваривает все без разбора: копыта, кости, шерсть.

Крокодилий желудок тоже растворяет любую субстанцию, но рептилии не умеют жевать. Они отрывают куски, впившись в тушу зубами и поворачиваясь в воде вокруг своей оси, затем поднимают вверх морду, широко раскрывают челюсти, и добыча целиком проскальзывает в пищевод.

Оставшееся – дело стервятников. В период миграции они подчас наедаются так плотно, что не в состоянии ни летать, ни двигаться, и долго сидят на земле, бессмысленно выпучив глаза и растопырив крылья. Эту картинку я в тот день наблюдал неоднократно. Объедки с орлиного стола подбирают другие пернатые – марабу.

Разные виды стервятников имеют различное строение клюва и вместе могут обглодать скелет дочиста. Но так только кажется. Когда в действие вступают мухи, личинки и прочие насекомые, на их долю тоже кое-что остается. И только после острых, как бритва, челюстей больших африканских муравьев размером с наших тараканов скелет становится девственно белым и кристально чистым. Ветер, солнце и дожди довершают работу, и к новому сезону золотая саванна Масаи-Мара вновь предстает в первозданном виде, готовая принять мириады неутомимых путешественников-гну.

Круг замыкается. Великая миграция идет непрерывно, каждый год унося десятки, а то и сотни тысяч жизней. Так надо. Но сколько я ни пробовал убедить себя в высшей разумности и пользе закона природы о выживании сильнейшего, нелепых, пугливых уродцев гну было безмерно жаль. Оставалось утешаться тем, что мой первый день Миграции стал исключением из правил. Свидетельствую: в ходе неудачно начавшейся переправы через Мару не погибло ни одной антилопки.

У африканских птиц тоже есть своя Великая миграция. В отличие от ежегодных перемещений сотен тысяч антилоп, ее сроки и механизмы до сих пор не изучены и не поняты. Как это ни странно, в наш продвинутый век, когда все, вплоть до мельчайших деталей, зафиксировано в цифре, цвете и трехмерном формате, жизнь дикой природы зачастую остается загадкой. Стоит вглядеться в животный мир пристальнее, и окажется, что исследован он поверхностно, а на многие вопросы до сих пор не найдено однозначных ответов.

В случае с великой птичьей миграцией это не мешает путешественникам получать удовольствие от наблюдения за этим явлением. Даже не знаю, с чем можно сравнить созерцание движущейся, колышущейся массы розовых фламинго, которые прореживают мелководье озер своими толстыми, кривыми клювами. Как и антилоп, порой их собирается сотни тысяч. Феерическое зрелище! Когда грациозные птицы взмывают в воздух, их румяное облако, постоянно меняющее форму, способно повергнуть в сумасшедший восторг любого, кто сохранил в душе хоть малую толику романтики и веры в добрые чудеса.