Андрей Поляков - Снег на экваторе

Желаемого результата удалось добиться, применив смесь из красителя, перекиси водорода и отбеливателя. Чтобы поддерживать цвет, операцию приходилось повторять каждые полтора месяца, но Винолия не роптала. Она достигла того, чего хотела: везде, куда бы ни забрасывала ее судьба, девушка непременно оказывалась в центре внимания.

Неисчислимые анекдоты про блондинок, в которых те предстают недалекими красотками с одной извилиной, да и то оказавшейся вмятиной от шляпки, ее не смущали. Изощренные насмешки и злобные издевки скатывались, как с гусыни вода.

– Можно быть блондинкой и при этом не быть дурой, – философствовала телезвезда. – В конце концов главное в том, что у тебя внутри, а не снаружи. И вообще, мужчины так любят рассказывать о блондинках всякие гадости потому, что на самом деле к ним неравнодушны.

Шутки шутками, но быстрый взлет популярности Винолии убедительнее всяких слов доказывал ее правоту. Впрочем, не обходилось без курьезов. Однажды во время концертной поездки по стране в провинциальном городе к телеведущей, выступавшей в роли конферансье, подошла пожилая благообразная африканка. Выразив восхищение красочным шоу, она печально покачала головой.

– Бедная ты моя, несчастная, – запричитала старушка. – Сколько же пришлось тебе пережить, раз поседела раньше времени. Такая молоденькая, а ни одного темного волоска не осталось.

И окончательно добила остолбеневшую длинноногую девицу сочувствием.

– Полно горевать, моя красавица, – утешила благодарная слушательница. – Не стоит так убиваться. Господь милостив. Я буду за тебя усердно молиться.

В другой раз в дом Винолии постучалась неизвестная женщина с дочкой. Оказалось, из-за новой прически телезвезды в их семье назревала трагедия. Девочку выгоняли из школы за то, что та в подражание кумиру перекрасила волосы в белый цвет. Что делать! Пришлось идти объясняться к директору.

– Светлые волосы красят не каждого, – убеждала телеведущая в одном из интервью. – Среди африканцев встречаются разные оттенки кожи. Тем, у кого она совсем черная, на мой взгляд, лучше оставаться брюнетками.

С этим мнением согласились не все. С легкой руки Винолии черные блондинки вошли в ЮАР в моду, и перекрашиваться стали представительницы всех оттенков: светлокожие, шоколадные, темные как уголь.

Увлечению поддалась даже бывшая Мисс Южная Африка Джеки Мофокенг.

– Обожаю перемены, – объяснила она журналистам свой шаг. – На дворе конец XX века, и смешно говорить о каких-то запретах. Если захочу, раскрашусь как хамелеон.

Предположение о том, что новый облик вызван стремлением подражать белым женщинам, привело Джеки в ярость.

– Я так и знала, что меня станут попрекать как в старые расистские времена, – негодовала экс-королева красоты. – Ну, так вот: меня это не волнует. Слышите? Плевать я хотела. Я всегда остаюсь собой. К тому же, позвольте напомнить, так, между прочим, что мы живем в новой, демократической Южной Африке. А значит, мы имеем право на демократический выбор во всем, в том числе и в том, как поступать с собственными волосами.

Тем не менее вскоре после встречи с журналистами все обратили внимание на то, что волосы Джеки начали темнеть, и вскоре ее уже можно было назвать скорее не блондинкой, а шатенкой.

Подводя итог, признаем, что на любое явление можно взглянуть с разных сторон и увидеть в нем то, что захочется. Но один факт налицо: многие жительницы Черного континента во что бы то ни стало стремятся «побелеть» в погоне за мужским вниманием. А уж выводы из этого пусть делают сами читатели.

Африканским женщинам, которые на пути к превратно понятой физической привлекательности готовы к жестоким страданиям, нельзя не посочувствовать. Но африканские мужчины, чью благосклонность они хотят завоевать любыми средствами, сами порой вынуждены терпеть такое, что при одной мысли кожа покрывается ледяными мурашками. Особенно суровым испытаниям подвергают себя суданцы, где до сих пор в первозданном виде соблюдаются многие старинные обычаи.

В Кении выходцев из этого соседнего государства немало, особенно в трущобах столичного района Кибера. Там, на узких грязных улочках постоянно сталкиваешься с сухощавыми, высокими парнями, щеки и лоб которых испещрены рельефными узорами. Чтобы добиться такого странного вида – привлекательного на их взгляд, и жуткого на наш – надо пройти через боль. Нестерпимую боль. Через мучительные, долгие страдания. Садистская операция длится полдня, целую вечность, а о наркозе или хотя бы обезболивающих уколах не может быть и речи. Настоящий мужчина должен уметь терпеть. Ради памяти предков, ради уважения соплеменников, ради красоты.

Мастера витиеватых татуировок-картин могут не беспокоиться. В Судане их изощренное искусство и хитроумные приспособления не понадобятся. Там все и проще и одновременно сложнее. Традиция, уходящая в глубь веков, стойко сопротивляется нововведениям, даже если их пытаются ввести с благими намерениями, чтобы усовершенствовать. Дозволяется только беспрекословное следование раз и навсегда выработанному канону.

Но суданцы не догматики. Их не слишком волнует, что современные стальные инструменты, которыми выполняется операция, мало напоминают неуклюжие старинные орудия, изготовлявшиеся из железа, камня и кости. Главное – результат, а как он достигнут – вопрос второстепенный. Да и техника остается прежней – проще некуда.

Во-первых, требуется нечто тонкое и острое. Например, иголка или булавка. Шило тоже сгодится, если его хорошенько заточить. Острием нужно осторожно оттянуть кожу на лбу, щеках, бровях. И тут, во-вторых, потребуется бритва. Или нож. Или ножницы. Или осколок стекла. В общем, любое подобие лезвия, которым можно поддетый кусочек кожи срезать. В образовавшуюся крошечную, круглую ранку внедряется волосок, комочек грязи или еще что-нибудь, чтобы, когда перестанет течь кровь, и срез затянется, образовался бугорок. Это, в-третьих. Вот, собственно, и все.

Остается только добавить, что бугорков должно быть много. У Питера Джока, суданского беженца, с которым я разговорился в Кибере, их насчитывалось почти пять сотен. Так утверждал он сам. Я пересчитать не решился, но на правду похоже. Ряды ритуальных выпуклостей, или «биер», как называются они на нуэр, родном языке Питера, густо покрывали все его лицо за исключением глаз, губ и кончика носа.

Когда этот чернокожий суданец, бугрившийся барельефом, который подозрительно напоминал оспу, с достоинством вышагивал по центральному проспекту Найроби имени Джомо Кениаты, на него с изумлением и испугом оглядывались не только белые туристы, но и кенийцы. А уж им-то, казалось бы, давно пора привыкнуть к своим соседям.