Марина Москвина - Изголовье из травы

Между лентами коры песок, мох, паутинка. Но никаких насекомых! Чистое дерево. Хочешь, обнимай его, сядь в тени на переплетенье корней, прислонись спиной, ляг – поспи! Криптомерия будет стеречь твой сон. Никто тебя не потревожит.

Недаром ее считают священной. А древесину ценят на вес золота, каждый ствол стоит несколько миллионов йен. Особенно японцы дорожат строительными досками в несколько метров шириной, которые получаются, когда ствол распиливают по самому широкому сечению.

Но криптомерию стараются использовать только для строительства храмов. Рубить живое дерево, «ниспосланное с неба», не разрешается. Можно только использовать деревья, упавшие во время бурелома или грозы. Поэтому доходы храмов, которые стоят в лесу криптомерий, порой зависят от разгула стихии.

И такой там запах новогодний – хвойный и лимонный! Дорожка мягкая, тоже красноватая. А по обочинам дороги у корней криптомерий растет крупная земляника в темной траве, довольно подозрительная. Мы с Лёней побоялись на нее набрасываться. И дикие синие ирисы – «заячьи уши».

С ирисами у Мацуо Басё был удивительный случай. Один художник, повстречавшись в пути, сплел ему сандалии с темно-синими шнурками. Другой бы вообще не понял, в чем тут изюминка. Но благодарный, растроганный Басё записал в своем дневнике: «Вот в подобных-то мелочах и выявляется истинная сущность таких чудаков – любителей прекрасного». Синий – цвет ириса – означает благополучие и здоровье. Басё почувствовал, что синими шнурками художник без слов пожелал поэту долгого и благополучного пути.

Один кремниевый камешек ударился о другой и высек искру стиха:

Когда день преклонился к вечеру, все прибавили шагу. Пора было позаботиться о ночлеге. Я немного отстала – хотела полюбоваться ручьем. Присела на камень. Ручей такой прозрачный, каменный, извилистый лесной ручей. На прекраснейшей из вершин, так писал Басё, ветер шумел в кронах криптомерий, проникая глубоко в душу, стволы покачивались. Ручей журчал, камешки перекатывались… И охваченная волнением, я позабыла обо всем на свете. Причем именно в этом месте позабыли обо всем на свете и Мацуо Басё, и Сайгё…

Басё только вспомнил стихи Сайгё: « У дороги ручей струится светлый и чистый. “Присяду на миг”, – подумал. Но долго не мог уйти».

Лёня с девушками кричат: «Марина! Марина!» Вернулись, увидели меня, Лёня разочарованно говорит:

– А мы думали, ты превратилась в криптомерию…

Нет бы произнести что-то возвышенное, лирическое:

В хижину-гостиницу мы добрались уже затемно. Нас встретила светозарная пожилая пара – хозяйку звали Ута, что значит “песня”, а фамилия у них «Южная долина» – они нам дали свою визитную карточку, мол, будете еще в наших краях, заходите…

Меня и Лёню она провела в пустынную комнату, похожую на спортивный зал, покрытую свежей соломенной циновкой. Татами источал густой травянистый аромат. Стены такие: рисовая бумага в раздвижных деревянных рамах. Они постоянно были раздвинуты, и все ходили туда-сюда, кому не лень.

Ута-сан устроила нам баню. Каждому участнику экспедиции она выдала банное полосатое черно-белое кимоно. Мы в это нарядились, сели на татами и стали ужинать. Из кухни вышел муж Уты с японским мандарином, огромным – с пушечное ядро! И он мне торжественно его преподнес, веселый такой старик.

Ута-сан поклонилась мне и говорит (по-японски, девчонки общими усилиями переводят):

– Какая вы красивая! Какой у вас муж красивый!

Я тоже ей поклонилась и отвечаю:

– А вы-то какая красавица! А у вас-то какой красавец муж!

Так было положено начало большой дружбе. Мы веселились, хохотали, никто ничего не понимал, но все понимали главное.

Лёня, наверно, три часа рассказывал им что-то прямо по-русски. Видно было, что он, наконец, нашел себе на Земле достойных собеседников. Он им втолковывал, как летом жарко в Японии, что скоро пойдут дожди. А сейчас пока светит солнце.

– СОЛНЦЕ! СОЛНЦЕ! Понимаете? СОЛНЦЕ!!! – кричал он и показывал пальцем на люстру.

Они щурились, глядя на люстру, кивали и улыбались.

– А через десять дней будет дождь! – сообщал Лёня какие-то суперточные, невесть откуда взявшиеся метеосводки. – ДОЖДЬ! ПОНИМАЕТЕ? ДОЖДЬ!!! – он красноречиво растопыривал пальцы – и книзу их! Книзу обрушивал до самой земли.

Они поражались, удивлялись, изумлялись, явно не понимали, о чем идет речь, но получали от этого разговора какое-то чисто японское диковинное удовольствие.

– У вас тут овцы-то водятся? – спрашивал Лёня. – Ну, ОВЦЫ! ОВ-ЦЫ!!! Такие кудрявые, – жестикулировал. – От них получают шерсть. ШЕРСТЬ! Знаете? Теплая такая! Ну, ШЕРСТЬ!!! Понимаете? ШЕРСТЬ!!!!

Он так ужасно перевозбудил своих собеседников, что дедушка не выдержал и в порыве радостного гостеприимства кинулся массировать мне плечи сильными крючковатыми пальцами.

У японцев с плечами беда. Изо всех сил они пытаются держаться «на высоте» и «не уронить лицо», отчего у них постоянно напряжены плечи. Повсюду в городах массажные кабинеты. А проявлением высшей степени дружелюбия считается – кинуться на человека и начать массировать ему плечи. Но, повторяю, это очень теплый, интимный и редкостный жест.

Мы уже легли на футоны в своем спортзале, погасили свет. Вдруг какой-то шум, топот, девчонки побежали вниз по лестнице. Что такое?

Лёня говорит:

– Наверное, началось землетрясение. А от нас скрывают – не хотят огорчать. Или не знают, как это будет по-русски, и стесняются признаться.

Оказывается, по телефону из Киото в эту отдаленную от человеческих поселений хижину позвонила Яско Танака, следившая за каждым нашим шагом не хуже, чем вся Япония за продвижением в горах Басё.

Я подошла к телефону. Она сказала, что наш сын прислал письмо по электронной почте – весьма церемонное, дескать, «желаю процветания Вашей Стране Восходящего Солнца…» и прочее.

Мы так и не поняли, кто это сочинил. Подумали, они в соавторстве с моей мамой. Люся очень искусна в литературных стилях, к тому же они с Сережей в его детстве любили сочинять хокку на даче в Уваровке:

Люся:

А Серега ей отвечал:

И они вместе:

В окно хижины заглядывала луна. Светили звезды. Лёня разволновался.