Андреа Вульф - Открытие природы [Путешествия Александра фон Гумбольдта]

В своей поэме Боливар следует по стопам Гумбольдта. Восходя на величественный Чимборасо, Боливар использует вулкан как образ своей борьбы за освобождение испанских колоний. Взбираясь все выше, он оставляет позади следы Гумбольдта и протаптывает в снегу свои. Затем Боливару является видение самого Времени. Охваченный лихорадочным бредом, он видит прошлое и будущее, выступающие перед ним. Высоко над ним, на фоне бездонного неба, простирается бесконечность. «Я сжимаю руками вечность, – провозглашает он {969} 969 Bolívar, ‘My Delirium on Chimborazo’, Clark and Lubrich 2012, p. 68. . Здесь, на ледяных склонах Чимборасо, к нему «взывает громоподобный глас Колумбии» {970} 970 Ibid. .

То, что Чимборасо стал для Боливара метафорой его революции и судьбы, не удивляет: гора даже сегодня красуется на государственном флаге Эквадора. Как часто бывало, для иллюстрации своих мыслей и чаяний Боливар прибег к образам из мира природы. Тремя годами раньше, выступая на конгрессе в Ангостуре, Боливар говорил о том, что природа подарила огромные богатства Южной Америке. Они покажут Старому Свету «великолепие» Нового Света {971} 971 Bolívar, Speech to the Congress of Angostura, 15 February 1819, Bolívar 2003, p. 53. . Более чем что бы то ни было еще Чимборасо, прославленный на весь мир в книгах Гумбольдта, стал идеальным символом революции. «Взойдите на Чимборасо, – писал Боливар своему старому учителю Симону Родригесу, – чтобы увидеть эту королеву земли, эту лестницу к богам и несокрушимую крепость Нового Света» {972} 972 Bolívar to Simón Rodríguez, 19 January 1824, Arana 2013, p. 293. . С Чимборасо, утверждал Боливар, человек имел беспрепятственное ви́дение прошлого и будущего. То был «трон природы» {973} 973 Ibid. – непобедимый, первозданный и вечный.

Боливар находился на вершине славы, когда написал «Мое видение на вершине Чимборасо» в 1822 г. {974} 974 Arana 2013, p. 288. . Почти миллион квадратных миль Южной Америки были в его подчинении – территория значительно бо́льшая, чем была когда-либо империя Наполеона. Север южноамериканских колоний – большая часть нынешних Колумбии, Панамы, Венесуэлы и Эквадора – был освобожден, у испанцев оставалось только Перу. Но Боливару хотелось большего. Он мечтал о панамериканской федерации, простершейся от Панамского перешейка до южной оконечности Перуанского вице-королевства, от Гуадакиля на Тихоокеанском побережье западнее Карибского моря до берега Венесуэлы на востоке. Такое объединение стало бы, говорил он, «колоссом» и было бы способно «одним взглядом вызвать дрожь земли», – могучим соседом, так тревожившим Джефферсона {975} 975 Bolívar to General Bernardo O’Higgins, 8 January 1822, Lecuna 1951, vol. 1, p. 289. .

За год до этого Боливар написал письмо Гумбольдту, где подчеркивал, как важны его описания южноамериканской природы. Именно вдохновенные сочинения Гумбольдта «вырвали» его и его соратников-революционеров из невежества {976} 976 Bolívar to AH, 10 November 1821, Minguet 1986, p. 749. ; они научили их гордости за свой континент. Гумбольдт был, по словам Боливара, «первооткрывателем Нового Света» {977} 977 Bolívar to Madame Bonpland, 23 October 1823, Rippy and Brann 1947, p. 701. . Возможно, своим настойчивым интересом к вулканам Южной Америки он также вдохновил Боливара на призыв к объединению своей страны в борьбе: «Великий вулкан лежит у наших ног… (и) ярмо рабства будет сломано» {978} 978 Bolívar to José Antonio Páez, 8 August 1826, Pratt 1992, p. 141. .

Боливар продолжал прибегать к метафорам, почерпнутым из мира природы. Свобода была «драгоценным растением» {979} 979 Bolívar to Pedro Olañeta, 21 May 1824. ; позже, когда хаос и раздоры обрушились на новые государства, Боливар предостерегал, что революционеры «балансируют на краю пропасти» {980} 980 Bolívar, A Glance at Spanish America, 1829, Bolívar 2003, p. 101. и вот-вот «утонут в океане безвластия» {981} 981 Bolívar, Manifesto in Bogotá, 20 January 1830, ibid., p. 144. . Одной из наиболее используемых оставалась метафора про вулкан. Опасность революции, говорил Боливар, сродни нахождению у вулкана, «готового взорваться» {982} 982 Bolívar to P. Gual, 24 May 1821, Arana 2013, p. 268. . Он заявлял, что южноамериканцы ходят по «вулканической местности» {983} 983 Bolívar to General Juan José Flores, 9 November 1830, Bolívar 2003, p. 147. , имея в виду одновременно и великолепие и опасность Анд.

Гумбольдт заблуждался насчет Боливара. При первой их встрече в Париже летом 1804 г. и потом год спустя в Риме он принимал горячего креола за мечтателя {984} 984 AH to Daniel F. O’Leary, 1853, Beck 1969, p. 266. , но, увидев своего старого друга, добившегося цели, он изменил свое отношение к нему. В июле 1822 г. Гумбольдт написал Боливару письмо, хваля его как «основателя свободы и независимости своей прекрасной родины» {985} 985 AH to Bolívar, 29 July 1822, Minguet 1986, p. 750. . Гумбольдт также напомнил, что Южная Америка была ему вторым домом. «Я повторяю свою хвалу народу Америки», – писал он Боливару {986} 986 Ibid. .

Природа, политика и общество составляют треугольник связей. Природные ресурсы могут принести нации богатство, а дикая природа способна вселять в людей силу и убежденность. Эта идея, однако, может быть использована совершенно по-другому, как показали некоторые европейские ученые. С середины XVIII в. некоторые мыслители настаивали на «вырождении Америки» {987} 987 Jefferson 1982; Cohen 1995, p. 72–79; Thomson 2008, p. 54–72. Этими французскими учеными были граф де Бюффон, аббат Рейналь и Корнелиус де Пау. . Этой позиции придерживался французский натуралист Жорж Луи Леклерк, граф Бюффон, написавший в 1760-х и 1770-х гг., что в Америке все «скорчивается и уменьшается под скудным небом, на бедной земле» {988} 988 Martin 1952, p. 157. . В своем популярнейшем во второй половине века естественно-научном труде Бюффон объявлял Новый Свет плачевно отставшим от Старого. По Бюффону, в Новом Свете растения, животные и даже люди были меньше и слабее. Там нет крупных млекопитающих и цивилизованных людей, говорил он, и даже дикари были «худосочны» {989} 989 Thomson 2012, p. 12. .

Ввиду распространенности теорий и доводов Бюффона в последние десятилетия природа Америки стала метафорой ее политического и культурного значения или отсутствия такового – в зависимости от точки зрения. Показателем важности страны стала также, наряду с экономической развитостью, военными подвигами и научными достижениями, ее природа. В разгар Американской революции Джефферсон гневно отвергал утверждения Бюффона и потратил годы, стараясь их опровергнуть. Раз Бюффон прибегал к размеру как к показателю силы и превосходства, Джефферсону оставалось всего лишь показать, что все на самом деле крупнее в Новом Свете, и тем самым приподнять свою страну над европейскими {990} 990 Jefferson 1982, p. 50–53. . В 1782 г., в разгар американской Войны за независимость, Джефферсон опубликовал «Заметки о штате Виргиния», в которых флора и фауна Соединенных Штатов выступили в роли пехотинцев в патриотическом сражении. Размахивая знаменем «чем больше, тем лучше», Джефферсон приводил в доказательство своего тезиса таблицы с живым весом медведей, бизонов и пум. Даже ласка и та, писал он, «в Америке крупнее, чем в Европе».