Андреа Вульф - Открытие природы [Путешествия Александра фон Гумбольдта]

В других краях положение было не лучше. Симон Боливар убедился в том, что построение наций – куда более трудное занятие, чем война. Ко времени возвращения Гумбольдта в Берлин нескольким колониям уже удалось избавиться от испанского ига. Республики были провозглашены в Мексике, Федеральной Республике Центральной Америки, Аргентине и Чили; Боливар возглавлял Великую Колумбию (в составе Венесуэлы, Панамы, Эквадора и Новой Гранады), Боливию и Перу. Но мечта Боливара о лиге свободных наций в Латинской Америке рухнула: прежние союзники становились его врагами.

В его панамериканском конгрессе летом 1826 г. приняли участие только четыре латиноамериканские республики {1158} 1158 Lynch 2006, p. 213–215; Arana 2013, p. 353–355. . Задуманный как начало Андской федерации, простершейся от Панамы на севере до Боливии на юге, конгресс полностью провалился. Бывшие колонии нисколько не были заинтересованы в единстве. Но худшее было еще впереди: весной 1827 г. до Боливара дошло известие о мятеже его войск в Перу. Вместо того чтобы поддержать освободителя, его давний друг вице-президент Колумбии Франсиско де Паула Сантандер выступил на стороне мятежников и потребовал ухода Боливара с президентского поста. Один из близких к Боливару людей сказал, что «наступила эра грубых промахов» {1159} 1159 Pedro Briceño Méndez to Bolívar, 26 July 1826, Arana 2013, p. 374. . Гумбольдт тоже считал, что Боливар присвоил себе слишком много диктаторских полномочий. Конечно, Южная Америка была многим обязана Боливару, но его авторитарные методы отдавали «беззаконием, неконституционностью и чем-то похожим на Наполеона», как говорил Гумбольдт одному колумбийскому ученому и дипломату {1160} 1160 Joaquín Acosta, 24 March 1827, Acosta de Samper 1901, p. 211. .

Северная Америка тоже не вызывала у Гумбольдта сильного оптимизма. Со смертью в один и тот же день – 4 июля 1826 г., в пятидесятую годовщину Декларации независимости, – Томаса Джефферсона и Джона Адамса не осталось в живых никого из отцов-основателей. Гумбольдт неизменно восхищался Джефферсоном, участвовавшим в рождении великой страны, но не переставал сожалеть о том, что для отмены рабства было сделано недостаточно. С принятием конгрессом США в 1820 г. миссурийского компромисса для рабовладельцев открылась другая дверь. По мере расширения республики и основания и вхождения в нее все новых штатов разгорались горячие дискуссии о рабовладении. Гумбольдт был разочарован тем, что миссурийский компромисс позволял новым штатам, расположенным южнее 36° 30' северной широты (примерно там пролегала граница Теннесси и Кентукки), сохранять у себя рабовладение. До конца жизни он твердил всем визитерам из Северной Америки, своим корреспондентам и газетчикам о том, насколько он удручен «увеличивающимся влиянием рабства» {1161} 1161 Rossiter Raymond, 14 May 1859. См. также: AH to Benjamin Silliman, 5 August 1851, AH to George Ticknor, 9 May 1858, AH Letters USA 2004, p. 291, 445, 572; George Bancroft to Elizabeth Davis Bliss Bancroft, 31 December 1847, Beck 1959, p. 235. .

Разочарованный политикой и революциями, Гумбольдт погрузился в мир науки. Получив от представителя мексиканского правительства письмо с просьбой о помощи в переговорах о торговле между Мексикой и Европой, он не колебался с ответом. Он «отстранился от политики» {1162} 1162 AH to Thomas Murphy, 20 December 1825, Bruhns 1873, vol. 2, p. 49. , а потому не мог ответить согласием. Впредь он сосредоточится на природе и науке с образованием. Ему хотелось помочь людям открыть силу интеллекта. «Знание рождает мысль, – говорил он, – а с мыслью приходит «могущество» {1163} 1163 AH to Friedrich Ludwig Georg von Raumer, 1851, Bruhns 1873, vol. 2, p. 125. Похожим образом в «Космосе» Гумбольдт писал, что «знание – сила», см.: AH Cosmos 1845–1852, vol. 1, p. 37; AH Kosmos 1845–1850, vol. 1, p. 36. .

3 ноября 1827 г. – со времени его возвращения в Берлин не прошло и полугода – Гумбольдт приступил к чтению цикла из 61 лекции в университете. Эти лекции приобрели такую популярность, что 6 декабря он расширил цикл еще шестнадцатью в Берлинском мюзик-холле, Singakademie . Целых шесть месяцев он несколько раз в неделю читал лекции. На каждой собиралось по нескольку сотен слушателей. Гумбольдт выступал, не заглядывая в записи. Они были живыми, веселыми и абсолютно новыми {1164} 1164 AH to Johann Friedrich von Cotta, 1 March 1828, AH Cotta Letters 2009, p. 159–60; CH to Alexander von Rennenkampff, December 1827, Karl von Holtei to Goethe, 17 December 1827, Carl Friedrich Zelter to Goethe, 28 January 1828, AH Cosmos Lectures 2004, p. 21–23; p. 12; Ludwig Börne 22 February 1828, Clark and Lubrich 2012, p. 80; WH to August von Hedemann, 10 January 1828, WH CH Letters 1910–1916, vol. 7, p. 326. . Не требуя никакой входной платы, Гумбольдт преобразовывал науку: его битком набитая аудитория включала членов августейшего семейства, соседствовавших с кучерами, студентов с прислугой, ученых с каменщиками; половину слушателей составляли женщины.

Ничего похожего Берлин никогда не видывал, признавал Вильгельм фон Гумбольдт {1165} 1165 WH to August von Hedemann, 10 January 1828, WH CH Letters 1910–1916, vol. 7, p. 325. . Как только газеты сообщили о предстоящем цикле лекций, люди бросились резервировать места. В дни выступлений Гумбольдта на улицах возникали заторы, хаос приходилось устранять конной полиции {1166} 1166 Ludwig Börne, 22 February 1828, Clark and Lubrich 2012, p. 80 . За час до выхода Гумбольдта на кафедру в аудитории уже не оставалось свободных мест. «Ужасающей толкотней» назвала происходящее Фанни Мендельсон Бартольди, сестра композитора Феликса Мендельсона Бартольди {1167} 1167 Fanny Mendelssohn Bartholdy to Karl Klingemann, 23 December 1827, AH Mendelssohn Letters 2011, p. 20. . Но усилия собравшихся не пропадали даром. Женщинам, не имевшим дозволения учиться в университетах и даже присутствовать на собраниях научных обществ, наконец-то разрешили «услышать умное слово» {1168} 1168 Ibid. . «Пусть мужчины издеваются сколько хотят», – говорила Фанни подруге, – опыт был незабываемым {1169} 1169 Ibid. . Далеко не все были довольны присутствием женщин, многие встречали их воодушевление наукой фырканьем. Одна из дам была так захвачена рассказом Гумбольдта о Сириусе, ярчайшей звезде ночного неба, писал директор Singakademie в письме Гёте, что новоявленное поклонение астрономии немедленно отразилось на ее гардеробе. Она потребовала, чтобы портной сделал рукава ее платья «вдвое шире Сириуса» {1170} 1170 Carl Friedrich Zelter to Goethe, 7 February 1828; Felix Mendelssohn Bartholdy to Karl Klingemann, 5 February 1828, AH Mendelssohn Letters 2011, p. 20–21. .

Своим плавным голосом Гумбольдт увлекал слушателей в путешествие в небеса и в подводные глубины, в неописуемую даль, на высочайшие горы, а потом завораживал их описанием ничтожного клочка мха на камне {1171} 1171 Roderick Murchison, May 1859, Beck 1959, p. 3. . Он рассказывал о поэзии и об астрономии, о геологии и о пейзажной живописи. Метеорология, история Земли, вулканология, география растительного мира – в его лекциях всему находилось место. Диапазон познаний был неохватным: от ископаемых скелетов до северного сияния, от магнетизма до флоры, фауны и перемещения людских племен. Или, как его невестка Каролина фон Гумбольдт описала их, – собранные вместе лекции составили «весь огромный Naturgemälde » Александра {1172} 1172 CH to Rennenkampff, 28 January 1828, AH Cosmos Lectures 2004, p. 23. .