Евгений Бузни - Шпицбергенский дневник

— Что вы делаете? У вас же руки грязные.

Она спокойно облизнула пальцы от джема и пошла мыть руки. Спрашиваю Зингера:

— Так вы несёте этот джем и будете есть?

Он говорит:

— А что делать? Несу, но я его сам есть не буду, а скормлю Булату (своему сотруднику).

Да, Зингер Евгений Максимович. Не рассказать о нём, значит, пропустить страницу из истории российских посёлков на Шпицбергене, страницу, с которой знакомы не только жители российских посёлков, но и многие норвежцы и посещавшие архипелаг учёные и туристы других стран.

Зингер самый знаменитый на Шпицбергене. Так думает, по крайней мере, сам Евгений Максимович, от которого вы и узнаёте об этом при первом же с ним знакомстве. Именно так он представляет себя каждому новому для себя человеку, приводя его в свою комнату на втором этаже здания Кольского научно-исследовательского центра, и демонстрируя стены, увешанные фотографиями групп людей, сделанными на Шпицбергене, вырезками из газет и журналов, имеющих отношение к хозяину комнаты, вымпелами, подаренными гостями. Трудно сказать, когда Зингер начал считать себя знаменитым, но я знаю этого неторопливо передвигающегося, давно уже немолодого человека с белой короткой бородкой на лице почти пятнадцать лет и всякий раз, встречаясь вновь с ним на Шпицбергене, слышу от него о его известности. Собственно, это и является одной из главных отличительных черт Зингера, занимавшегося когда-то изучением ледников архипелага Шпицберген, и продолжающего по сей день руководить экспедициями по этой теме, но, я бы сказал, чисто теоретически, поскольку, по его же собственным словам, никто на самом деле ему не подчиняется, и сам он наукой давно не занимается.

Если вы спросите, чем же знаменит этот гордый собой человек, то следует сразу же отмести ваши подозрения относительно причастности его фамилии к американской монополии «Зингер», выпускающей знаменитые швейные машинки того же имени. Не является Евгений Максимович и родственником, даже дальним, Паулю Зингеру, известному в своё время немецкому социал-демократу, участвовавшему в работе Второго интернационала вместе с марксистами.

Отец Евгения Зингера в своё время слыл популярным журналистом в российской печати, работая в газете «Известия», что позволило ему с семьёй проживать в элитном доме по соседству с известными всей стране людьми. Так что маленькому Жене доводилось встречаться и общаться с великими, а стало быть наблюдать за их славой и мечтать о своей. Потому и не слава отца греет сегодня нашего шпицбергенца, а тот факт, что Евгений Максимович больше кого-либо другого из ныне здравствующих провёл летних сезонов на архипелаге.

Первый его вылет на ледники архипелага состоялся в 1965 году. С тех пор прошло сорок лет — это сорок полевых сезонов. По общему числу дней пребывания на холодной земле — срок не такой уж большой, так как едва ли превысит десять лет, что существенно меньше дней, проведенных теми, чей стаж прожитых лет превышает полтора десятилетия. Но ведь это не сезоны летние, а целые годы с кромешными полярными ночами, лютыми зимними вьюгами и метелями. Евгений Максимович приезжал на полевые работы главным образом летом.

Но кто вдаётся в такую математику. Главное в том, что Зингер видел развитие российских посёлков, причастен к их истории с самого давнего времени, помнит свои первые годы работы на Шпицбергене, и даже написал о них книгу «Между Полюсом и Европой». Это важно.

Говоря о своей известности, Евгений Максимович обычно вспоминает якобы знаменитую «Зингеровку», то есть нечто вроде водки, которую своим особым способом готовил для гостей. Но дело это было давнее. Мне лично не довелось пробовать его напиток, а потому не могу сказать, в чём была его особенность. Теперь Евгений Максимович сам практически не пьёт, чтобы не портить пошатнувшееся здоровье, а потому и «Зингеровку» больше не делает.

Ещё одним примечательным фактом своей биографии обязательно хвалится Евгений Максимович каждому новому знакомому человеку. Собственно, фактом это не является, насколько я понял, а всего лишь предположением, высказанным когда-то кем-то, но так понравившемся самому Зингеру, что теперь он повсюду рассказывает о том, что его считали советским шпионом, хотя на самом деле шпионами были другие люди. Евгений Максимович любит демонстрировать книгу и статью в норвежской газете, где упоминается об этом эпизоде со слов самого Зингера.

В принципе, начальника экспедиции, имевшего возможность летать по всему архипелагу с научными целями, и часто встречавшемся с иностранными коллегами, да ещё такого разговорчивого, как Зингер, кто-то по незнанию, какими бывают на самом деле разведчики, вполне мог принять за шпиона, но только потому, что у иностранцев под подозрением в шпионаже находился любой советский человек за границей. Только ведь шпионить на архипелаге было не за чем, поскольку ни военных баз, ни секретных производств на Шпицбергене не было и нет.

Я думаю, что Евгению Максимовичу приятно самому сознавать, что его могли считать столь значимым на архипелаге человеком. Это небольшая слабость характера, которую ему все прощают и с удовольствием смеются, слушая рассказы о себе незлобивого, кажущимся простодушным, человека. Когда я работал в своём кабинете на первом этаже гостиницы и просто в гости или по какому-то делу приходил Евгений Максимович, то у меня возникала одна проблема: я, как правило, был очень занят делами, от которых не мог отвлечься надолго, а моему гостю всегда хотелось что-то рассказать из своей собственной жизни или о последних новостях Баренцбурга. При этом Зингер всегда говорил, что зашёл на минутку, но я уже знал, что, если его вовремя не остановить, то полчаса, как минимум, уйдут на пустые разговоры.

Но слушать этого человека, особенно первый раз, бывает интересно. Иногда он рассказывал о себе такие подробности, упоминать которые другой бы человек постеснялся, а он излагал их со смехом незатейливого простака. Так же по-простецки он мог неожиданно обидеть собеседника прямолинейным нелицеприятным замечанием, а потом долго извиняться, говоря, что не хотел обидеть.

Таким вот несколько необычным человеком, на которого и обижаться-то не хватало духа, выглядел Евгений Максимович.

Каждый год приезжая в экспедицию, он убеждал руководство рудника в том, что ему крайне необходимо провести несколько дней в норвежском посёлке, и его отправляли вертолётом или буксиром, предоставляли жильё, а в прежние годы обеспечивали и питанием. Однако делать Зингеру в Лонгиербюене давно уже нечего, поскольку никаких деловых переговоров ему вести нет необходимости, но зато он использует полученный шанс, чтобы находить старых своих друзей норвежцев и лишний раз напомнить им, пользуясь немногими знакомыми ему английскими словами, о своей известности.