Тинкай Кретова - Казтабан

– Здравствуй, Киял! Ты так возмужал за последнее время, – ласково сказала она. – Почему ты решил призвать меня?

– Я знаю, что ты – тот свет, который навсегда сохраняется в сердцах людей и памяти духов. Когда заканчиваются силы и пропадает вера, ты остаёшься единственным, что не даёт человеку погрузиться во тьму. Духи этой рощи утратили зрение и бродят во мраке. Они больше не видят казтабан и не передают послания Йол-Тенгри. Ты можешь им помочь?

От-Ана оглянулась на рощу:

– Я никак не смогу войти внутрь, везде вода, – сказала она и задумалась. – Если ты возьмёшь самое горячее полено, то, наверное, сможешь меня занести.

Я склонился над огнём. Он был жарким и жадно съедал сухие ветки.

– Тебе, скорее всего, будет очень горячо и больно, но если ты действительно хочешь попробовать, то я не вижу другого выхода.

От-Ана печально взирала на меня.

Запустив руки в пламя, я достал самое раскалённое полено, стараясь держать его с краёв, где оно только разгоралось. От-Ана взвилась надо мной, и мы двинулись в рощу. Следуя указаниям Матери-Огня, я переходил от одного духа к другому, согревая их теплом домашнего очага. Руки нестерпимо жгло. Я ждал, что духи начнут оживать, но ничего не происходило. Когда От-Ана коснулась последнего, она шепнула: «К костру», – и я вынес полыхающее полено обратно из рощи на поляну. Перешагивая через ручей я мельком подумал о том, как приятно и мучительно будет опустить в него обожжённые руки. Я бережно положил От-Ана в огонь, и, как только языки разделённого пламени вновь свились вместе, роща загудела. Я обернулся – духи стали светлеть и пробуждаться, они отделялись от тёмных стволов и начинали двигаться между деревьев, наполняя своей радостью всю рощу и звенящий в ней ручей. Духи прозрели. Я посмотрел на свои руки, на них не было ожогов. Мать-Огонь улыбнулась – родной очаг не обжигает.

Я преклонил колено в благодарности к От-Ана.

– Теперь ты можешь первым отправиться, куда пожелаешь, нарисовав казтабан, – сказала она, глядя на ожившую рощу.

– У меня для этого есть крылатый конь, – ответил я. – Хм… Мать-Огонь?

Она посмотрела на меня.

– С весеннего мейрама я встретил так много великих сил: Йол-Тенгри и Богиню Умай, Эрлика и Жер-Су, Ульгеня и тебя. От-Ана, скажи, увижу ли я когда-нибудь Тенгри?

– Қиял, ботақаным менің [64] Ботақаным менің (каз.) – верблюжоночек мой. , – всплеснула руками Мать-Огонь. – Неужели ты до сих пор не видишь? Да вот же он!

Забыв дышать, я проследил за её взглядом. И наконец увидел.

Я не чувствовал себя готовым, потому хотел собираться очень долго, но сам не заметил, как уже выезжал из города по Восточной объездной автодороге. Думал заехать куда-нибудь по пути, чтобы оттянуть время, но остановился, только когда подъехал к дому, указанному в адресе. Мне хотелось, чтобы минуты до того, как я постучусь в ворота, тянулись мучительно долго, но за забором уже послышались отозвавшиеся на стук шаги. Я был готов заикаться и мямлить или просто потерять дар речи, но, не задумываясь, чётко и уверенно заговорил. На казахском языке.

Я сказал отпершей дверь девушке в косынке и фартуке, что мать, отдавшая меня в младенчестве на усыновление, передала мне этот адрес, и спросил, что она может об этом знать. Девушка сказала, что сейчас позовёт свёкра, очень вежливо проводила меня в дом, усадила в чистой просторной гостиной и проворно убежала. Аккуратные занавески смягчали резкий дневной свет. За окнами виднелся небольшой сад, уходящий в пологий склон.

– Сәлеметсіз бе! [65] Сәлеметсіз бе (каз.) – здравствуйте.

В комнату вошёл статный мужчина лет шестидесяти. Я поднялся, представился, и мы обменялись рукопожатием.

Мужчина попросил называть его Адлет-ага. Он сел в кресло, стоящее рядом с диваном, на котором сидел я, сцепив ледяные пальцы, и упёрся ладонями в колени. Светлые глаза, окружённые лучиками мелких морщин, выдавали в нём доброго и улыбчивого человека, но сейчас его взгляд был затуманен воспоминаниями. Я повторил свой вопрос.

– Я помню её… Рахиля. Она иногда приезжала в наш старый дом. У них с Муратом были сложные отношения, неправильные.

Он помолчал.

– Есенмурат – средний из братьев. У нас большая семья: три брата, две сестры. Когда родители ушли, он очень тосковал, потерял опору. Даже все вместе мы не могли ему помочь. Он замкнулся, встречался с разными женщинами, долго не хотел заводить семью. А когда и захотел, ему Всевышний такую же, как он, послал – с ветром в голове.

Было видно, что, рассказывая, Адлет-ага заново переживает былое, и я поразился глубине его проступившей скорби.

– Мы искали тебя, – вдруг сказал он и посмотрел на меня так, словно не верил, что это действительно я. – По всем детдомам, по больницам ходили. Где она тебя бросила?

Я рассказал свою историю, и он покачал головой:

– Хорошо, что тебя воспитали достойные люди. Редкая удача – найти на чужой земле приёмных родителей. – Он заметил в моих глазах немой вопрос. – Твоего отца здесь нет. Он исчез так же, как исчезла Рахиля, когда была на середине срока. Уехал спустя несколько месяцев после того, как она пропала. Она сразу говорила, что не останется с ним, но обещала, если будет сын, назвать его в честь нашего деда – Ақтілек.

Меня обдало жаром. Звук родного имени почему-то тронул меня больше всего, больше, чем сама встреча и этот рассказ. Всю жизнь я был просто Тілек и теперь впервые услышал своё полное имя.

Адлет-ага продолжал:

– Мурат бесился, выходил из себя, но никогда не трогал её пальцем и не запирал, – он вздохнул. – Любил он её сильно.

Адлет кликнул Айганым, свою невестку, встретившую меня во дворе, и попросил принести старые альбомы. Пока она ходила во второй дом, стоявший тут же, на участке, он спросил меня о моей жизни, и я вкратце рассказал о том, чем занимаюсь. Слушая, Адлет-ага одобрительно кивал. Айганым принесла альбомы, и он пригласил её посмотреть их вместе. Мы сели рядом на диван, Адлет-ага посередине, и стали рассматривать фотографии.

– Вот это наш старый дом в Жаланаше. Здесь мы жили всей большой семьёй, – он улыбнулся, вспоминая. – Женщины втроём на маленькой кухне суетились. Марьям и Санагуль, твои тётки, тогда ещё не замужем были. Теперь-то у обеих у самих полные дома детей, и внуки на подходе. А Нагима над ними как старшая была, уже на сносях первым сыном моего брата Рысбека, моим племянником. Он сейчас большой человек в Астане.

Адлет-ага листал альбом, предаваясь воспоминаниям, и со смехом глядя на свои фотографии, подшучивал, что сам с годами только похорошел.

– А вот и Есенмурат, – он указал пальцем на большую семейную фотографию: мой отец стоял с края, с вызовом глядя в камеру – руки в карманах, чёрные волосы, не стриженные, по моде 70-х, кожаная куртка. – Ну что, Айганым, похож наш Тлек на отца?