Тинкай Кретова - Казтабан

Она закивала головой: «Похож». Где-то в доме заплакал младенец, и девушка, извинившись, убежала.

– Не знаю, как Рахиля узнала этот адрес. Я ничего о ней не слышал с тех пор, как мы переехали в Талгар, – сказал Адлет-ага.

Я перевернул страницу альбома и поймал совсем старый выскользнувший снимок. Серьёзный мужчина средних лет на нём стоял у юрты. Как мне показалось, на него я был похож даже больше, чем на отца.

– О, а это очень ценная фотография! – обрадовался Адлет-ага. – Это твой дед, мой отец, мудрейший человек! У меня все дети носят фамилию по его имени. И у тебя, по правилам, получается, тоже такая же фамилия, – добавил он. – Ты свою никогда не меняй, конечно, – не обижай родителей. Но всегда помни, что в тебе течёт дедовская кровь.

За окном вечерело. Закатные лучи окрасили белоснежное кружево штор персиковым цветом. Я хотел ещё о многом спросить – какого я рода, сколько у меня двоюродных братьев и сестёр, чем они занимаются, но не хотел злоупотреблять гостеприимством, понимая, что за один раз всего не обсудишь. Адлет-ага заметил мои метания.

– Оставайся у нас, за чаем посидим, расскажешь, что видел в Казахстане, с братьями познакомишься, они уже придут скоро: один с работы, другой с учёбы. Дочка-то у меня в Москве учится. Да и супруга моя вернётся сейчас – со старшим внуком на представление поехала, – он засуетился. – Марьям надо позвонить, она через дом живёт, вот ей радости будет! Всех увидишь, всю свою семью. А переночуешь наверху, у нас места много.

Я покорно согласился. Меня накрыло волной щемящей радости: в один момент у меня появилась семья, огромная семья! Я, конечно, не встретил родных отца и мать, но отметил, что не испытываю по этому поводу никаких переживаний – я уже обрёл нечто бесценное.

– Родителей позови, может, тоже приедут?

Адлет-ага, нацепив на нос висевшие на шее очки, внимательно смотрел в телефон, отыскивая номер сестры.

– Да поздно уже, им без машины по пробкам сейчас тяжело будет ехать, – подумав, ответил я.

– Ну тогда в пятницу обязательно привези их, дастархан накроем, побудете у нас, всех своих позовём, такой праздник большой! Алло! Алло, Марьяша…

На следующее утро мир не был похож на себя. Я не узнавал простейших вещей – вкуса еды, звука проезжающих машин, даже воздух пах по-другому. Я проснулся в каком-то новом мире, который мне ещё только предстояло постигать.

Не желая сразу возвращаться в Алматы – я пока не представлял нового себя в повседневной городской суете, – я проверил багажник. Там всё ещё лежали какие-то консервы и печенье, спальный мешок и другое снаряжение, хотя мне казалось, что недавняя поездка в Центральный Казахстан закончилась целую вечность назад.

Было ещё совсем раннее утро, дома семьи Адлет-ага стояли на севере Талгара, и я решил отправиться в одно из своих любимых мест Алматинской области – на плато Табан-Карагай. Сколько бы раз я там ни бывал, эти места всегда помогали мне обрести душевное равновесие.

Тепло попрощавшись до пятницы с новыми родственниками, я выехал на трассу, идущую вдоль Большого Алматинского канала. Она довольно быстро домчала меня почти до Чилика, а оттуда я легко добрался до Жинишке, остановившись только один раз в Алгабасе, чтобы ответить, когда мне позвонили из департамента индустрии туризма.

Отключив телефон – дальше всё равно не будет ловить, я взбирался по крутой, в ямах и ухабах дороге, которая поднималась на гору перед посёлком Жинишке. Открывшееся плато было, как всегда, живописным. Зелёная летом трава уже потускнела, и не было видно пляшущих на ветру цветочных лугов, но нахлынувшее ощущение, что ты попал на самую вершину мира и небо сейчас мягко ляжет тебе на плечи, оставалось неизменным.

Я направился к знакомой скале – туда, где однажды, от счастья не веря своим глазам, нашёл редчайший священный цветок – снежный лотос. Сентябрь уже перевалил за середину, и, хотя год был жарким, я не ожидал ещё раз его увидеть. Но цветок был там, стоял почти у вершины холодной скалы, раздвигая своими могучими листьями каменное крошево осыпи. Я поздоровался с ним, как со старым знакомым, а потом забрался на самый верх.

Я никуда не спешил и ни о чём не переживал. Я просто был счастлив и смотрел на небо.

С тех пор, как я разглядел Тенгри, я больше ни на миг не переставал его видеть. Меня наполняла осень, но не тоскливая или пронизанная сожалениями об ушедшем, а ясная, пророчащая новые пути и озаряющая душу непоколебимой верой в мир.

Проект государственной поддержки культурного туризма под рабочим названием «Қазтабан» в департаменте приняли, и меня ждало очень много интересной работы. Привычным движением я коснулся теперь всегда висящей у меня на шее чёрной гагатовой бусинки, найденной на Мангышлаке. Как много всего случилось между тем жарким днём летнего солнцестояния и этим безоблачным днём осеннего равноденствия! Кажется, я где-то читал, что сегодняшний солярный праздник принадлежит хозяину подземного мира, Эрлику. Воздух был пронизан такой жизнеутверждающей энергией, что в это верилось с трудом.

Всё, что я узнал, увидел, почувствовал и полюбил во время своих странствий, все святые места, к которым прикоснулся, и все священные духи, коснувшиеся меня, теперь казались мне моей неотделимой частью. Я посмотрел на родную землю иначе, отринув привычные призмы, и, как мне казалось, заглянул в самое сердце своего народа.

Казахстан бесповоротно меня покорил. И теперь, как и много раз за эти упоительные месяцы, снова и снова, я про себя клялся до последнего вздоха служить своему народу и родной земле.

Я вспомнил, как сегодня утром, прощаясь с Марьям-тате, пригласил её семью на свою выставку, а она поцеловала меня в лоб, сказав: «Ты так много земель объездил, балам [66] Балам (каз.) – моё дитя, ласковое обращение к ребёнку. , что, считай, теперь – дитя народа, можешь везде своим быть». И я действительно впервые в жизни чувствовал себя в этом мире своим. Я не знал, что будет дальше и куда заведут меня пути, знал только, что нужно будет упорно трудиться, и это меня радовало ещё больше. Потому что именно теперь, как бы это ни было парадоксально, мне перестало быть важно, кто я: Тлек Николаевич Ягодный, приёмыш, вернувшийся на свою родину, или Ақтілек Есенмұратұлы Тәңір из племени албан, рода қоңыр-бөрік, в одночасье обрётший большую семью.

Я знал главное: я – казахстанец, и это моя счастливая судьба.

Щедро одарена казахская земля природой. На всех её восхитительных просторах, в каждом уголке её – хоть небольшое, но найдётся чудо.

И Рудный Алтай в Восточном Казахстане не исключение. На восток от Риддера, городка тихого и доброго, сотканного неширокими чистенькими улочками, за десятком речек со сказочными названиями, такими как Топкуша, Быструха и Чесноковка, высится средь тёмно-серебряных отрогов Ивановского хребта пик Ворошилова.