Жан-Кристоф Руфин - Бессмертным Путем святого Иакова. О паломничестве к одной из трех величайших христианских святынь [litres]

Сан-Висенте-де-Баркера стоит в широком устье реки. Паломник видит этот город издалека, проходя по длинному дорожному мосту. Кварталы возле порта лишены всякой привлекательности. Они предназначены для туристов-рыболовов и для купальщиков, у которых сезон еще не наступил.

Несколько свернувших с пути туристов прогуливались под аркадами торговой улицы. Единственным утешением, которое они здесь нашли, были огромные порции мороженого, которые съедались на ходу. Поверив всем этим признакам удовольствия, я тоже купил себе одну порцию – и не был разочарован. Вооружившись рожком мороженого – смесь малины и черной смородины, а сверху взбитые сливки, – я покинул нижнюю часть города и начал взбираться по улочкам, которые ведут вверх, к старой крепости. Это место было как из волшебной сказки. Исторический квартал Сан-Висенте хорошо отреставрирован, но не слишком вылизан. Тихий, но не безлюдный, полный воспоминаний о Средних веках, но при этом живой и обитаемый, он представляет собой настоящее лакомство для отчаявшегося паломника. Как бы упрямо странник ни отвергал исторические побрякушки Пути, в конце концов он втягивается в эту игру под названием «грусть о прошлом». Паломнику нравится, что его ноги ступают в следы миллионов других людей, веками проходивших по этой же дороге. Вот почему любой паломник, если ему предоставляется случай, любит почувствовать, как камни вокруг него дрожат от отголосков прошлого, и Сан-Висенте удовлетворяет это его ожидание. Он испытывает ни с чем не сравнимую радость, когда позволяет воображению обманывать его, когда оно смешивает разные эпохи и убеждает его, что он вернулся во времена героев «Имени Розы».

В отличие от омертвевших городов, которыми отмечена кантабрийская часть дороги паломника, цитадель Сан-Висенте остается живым местом, где настоящее превращается в вечность. После того как мороженое было съедено, я еще долго бродил по улицам, очарованный этим чудесным городом. Но становилось поздно, и я решил, что пора искать место, где я мог бы остановиться на ночь в этих стенах, которые так много говорили моему сердцу.

Именно в тот момент я заметил в одном из домов возле старинного здания, где раньше находилась мэрия, частную гостиницу для паломников. Вход в нее был ниже уровня улицы – в подвальном этаже, и надо было проходить через дверь гаража. Перед дверью гостиницы на стеллажах была аккуратно расставлена большая коллекция дорожной обуви. Это был верный признак королевства вонючих ступней, подданным которого я стал – и в этом отношении был не из худших подданных. Я прибавил своих верных товарищей из Герники к пестрому собранию выставленных напоказ башмаков и вошел внутрь.

Первая комната, довольно просторная, была занята единственным огромным столом, очень длинным и очень узким. К ее стенам было приколото кнопками бесчисленное множество почтовых открыток, фотографий и газетных вырезок со статьями. Они давно поблекли если не от солнца, которое вряд ли вообще проникало в этот подвал, то от кислорода, хотя и его в воздухе этой комнаты было мало.

Через открытую дверь кухни сюда проникали тошнотворные запахи стряпни. Два или три паломника разного происхождения, в основном немцы, прошли через зал, пока я стоял в ожидании хозяина гостиницы. Мои тевтонские собратья вежливо поздоровались со мной и, чтобы создать между нами прочное тайное взаимопонимание, с подчеркнутым старанием принюхались к запаху подгоревшего сала в воздухе и издали довольное «Хмм!». Их снисходительность удивила меня, но в первую очередь дала понять, что варившаяся еда была предназначена не для собаки, живущей в гараже, а действительно для паломников.

В этот момент из этой кухни, достойной быть логовом Гаргамеля (Гаргамель – злой колдун-алхимик из мультфильмов о гномах-смурфах. – Пер. ), вышел мальчик и направился ко мне. Первыми его словами было требование дать ему пять евро (цена одной ночи в гостинице) и мой креденсиаль. Пока я рылся в рюкзаке, мальчишка насмешливо смотрел на меня. Его поведение заставило меня вспомнить о персонаже страшного и толстого американского романа под названием «Мандинго». В этой книге изображены отец и сын, которые на своей ферме, на американском Юге, выращивают людей как скот – откармливают рабов и заставляют их размножаться, а потом продают плантаторам. Сын хозяина, несмотря на свой юный возраст, привык обращаться с этими подневольными людьми как с животными – сажает их на цепь и порет плетью без всякой жалости. Мне на мгновение показалось, что мой молодой тюремщик сейчас посмотрит мои зубы.

Когда я уплатил положенную сумму, мальчик отвел меня в темный узкий коридор и открыл дверь. За ней, в помещении, которое когда-то, видимо, было гаражом или подвалом, стояли двухэтажные кровати, причем так близко одна к другой, что между ними было почти невозможно пройти. Без всякого уважения расталкивая батавов и корейцев в рубашках, младший хозяин провел меня к моей постели и указал на нее пальцем. Потом он повернулся ко мне спиной и ушел.

Я не мог прогнать из памяти один образ: эта комната, с ее слабыми лампочками, низким потолком, по которому тянулись трубы, и желтоватой штукатуркой, напоминала мне здание почты, телеграфа и телефона в Сараеве. Во время боснийской войны его разделили на части временными перегородками и вселили миротворцев ООН – солдат разных национальностей. Почтовое здание стало царством коек, деревенских душей и солдатских пайков. Если быть вполне честным, я должен сказать, что те миротворцы были устроены лучше.

Я поставил рюкзак на выделенную мне кровать. Хрупкие пружины матраса слегка прогнулись, и я представил, как низко матрас опустится под моим телом. Кровать снизу занимал велосипедист, который в это время сидел на ее краю и смазывал свои мозоли какой-то помадой. Трудно сказать, что пахнет хуже – ступни велосипедиста или коричневая мазь, которой он их натирал.

«Доброго Пути!» – сказал он мне. Это приветствие было не слишком уместным, поскольку в этот момент меня ждал всего лишь путь до матраса верхней кровати. Он произнес эти слова немного в нос, и на этой основе я сделал два предположения – что он немец (это мне было безразлично) и, главное, что он принадлежит к огромному не знающему границ братству храпунов.

Я решил использовать остановку в этой гостинице хотя бы для того, чтобы принять душ. Санузел был спрятан в другом углу здания и освещен также плохо. Чтобы паломники не тратили слишком много воды, вместо кранов были установлены кнопочные выключатели. Сильно нажав на металлическую кнопку, – а когда ладони намылены, это невозможно, – человек заставляет течь маленький водопад теплой воды, который почти сразу иссякает. Никогда я не видел такого сложного устройства для экспериментов по искусственному созданию воспалительных процессов в легких. К счастью, за несколько минут своей тюремной жизни я уже приобрел свойственный всем заключенным дух непослушания. Поэтому я придумал способ, как не дать опуститься кнопке с помощью ватного тампона, один край которого косо срезан. Говорю вам об этом на всякий случай: вдруг судьба доведет и вас до таких крайностей.