Жан-Кристоф Руфин - Бессмертным Путем святого Иакова. О паломничестве к одной из трех величайших христианских святынь [litres]

Иногда в поредевшие ряды этого низового духовенства проникают более современные люди, чье прошлое невозможно угадать. Одного из таких не поддающихся классификации экземпляров я встретил однажды в воскресенье в Кантабрии. Накануне вечером я остановился в здании для паломников при огромном синем монастыре. Я долго был там один, пока ко мне не присоединились две кореянки. Увидев меня, они убежали в глубину спальни. Именно из-за этого случая я почувствовал, насколько перестал следить за своей внешностью. После долгих дней ходьбы и ночей в палатке мой вид, должно быть, настораживал людей, а возможно, даже казался угрожающим. Во всяком случае, таким я показался азиаткам, которые, прибыв на место, первым делом полностью привели себя в порядок, не забыв даже о подошвах своих башмаков.

На следующий день было воскресенье, и в монастырской часовне служили мессу. Мне захотелось побывать на ней, потому что монахи, которые меня принимали, произвели на меня впечатление религиозным усердием и человечностью. Но увы! Я совершил ошибку: передумал из-за практических соображений. Месса в монастыре начиналась поздно, и я предпочел ей другую, где служба назначена на более раннее время – в епархиальной церкви, чуть выше по склону.

Церковь была громадным зданием. Куски штукатурки, имитировавшей мрамор, начинали осыпаться с ее стен. У меня возникло опасение, что в один из ближайших дней какой-нибудь верующий придет сюда вознестись душой к небесам, и потолок обрушится ему на голову.

На крыльце стояли около десяти местных кумушек. Я встал под крытой галереей, чтобы пропитаться тем небольшим количеством духовности, которое здесь было. Женщины громко кричали и со смехом окликали одна другую.

Время шло. Вдруг среди этой крикливой болтовни на высоких нотах прозвучал низкий голос – красивый звучный баритон. Он, несомненно, принадлежал мужчине, который гордился своими голосовыми связками и умел извлекать из этого инструмента все тона, на которые тот способен. Я повернулся и увидел бородача лет сорока, очень элегантно одетого. Он важно расхаживал среди прихожанок, и казалось, что свои воскресные наряды они надели, чтобы понравиться ему. Кумушки вытолкнули вперед мальчика лет десяти, черноволосого и пухлого. В чертах его лица было что-то бычье. Со своего места я смутно расслышал, что разговор шел о первом причастии. Видимо, священник, будучи в восторге от того, что может причислить к своей пастве этого нового верующего, начал трепать его ладонью по щеке, мять ему сначала кожу головы под волосами, а затем плечи. Мальчик терпел это с мрачным выражением лица.

Я прикинул, сколько времени будет продолжаться месса, и понял, что немного выиграл, придя в эту церковь. Скоро начнется служба в монастыре; если бы я остался на мессу там, то потерял бы меньше времени. Священник был еще в повседневной одежде, придется ждать, пока он переоденется для служения. Продолжая с жаром вести сразу двадцать разговоров с женщинами, он прошел в неф. Мальчика он вел перед собой и крепко держал его в объятиях, словно загораживался им, как заложником. Наконец он скрылся в ризнице.

К моему большому удивлению, он вышел оттуда почти сразу. Какой-то предмет облачения был небрежно накинут поверх костюма. Он не тратил время зря: идя к микрофону, он уже обращался к аудитории. Перед тем как открыть рот, он торопливо перекрестился, и только этим начало его речи отличалось от начала выступления политика на митинге.

Не было традиционной проповеди, вообще не было ни одного знакомого мне элемента литургии и ни одной ссылки на Евангелие. Бесконечно долго священник угощал нас рассуждением, не имевшим ни плана, ни цели. Он говорил о современности, о финансовом кризисе, о войне в Ливии, о правительстве Сапатеро, о конкуренции со стороны китайской экономики, незаконной торговле дикими животными, будущем гибридных автомобилей, прочности евро, предсказании цунами, смысле существования природных парков и т. д.

Поток слов не иссякал. Во всей внешности священника чувствовалось огромное удовольствие, которое он испытывал, выступая перед публикой. Периодически он хватался за мальчика из хора, словно беря его в свидетели. Порой, говоря о чем-либо грубом или жестоком, он давал ребенку тумака в спину или мял ему уши, но иногда успокаивался и нежно гладил курчавые волосы на голове мальчика. А тот оставался бесстрастным и к ласке, и к шлепкам. Похоже, никого не возмущали эти жесты, несмотря на их двусмысленность. Жители деревни явно отдали священнику на растерзание эту покорную жертву, как бросают удаву живую мышь.

Я время от времени тревожно взглядывал на часы. Прошло уже полчаса, а священник все еще не приступал к какой-либо классической составной части мессы. Прихожанки удобно сидели на своих стульях, иногда встряхивая головами, над которыми проносились слова, выпущенные в них как из орудия священником-артиллеристом. Большинство его ядер все же пролетали выше цели. Эти женщины явно покорились тому, что вначале казалось им необычным, что их священник открыт влияниям внешнего мира и поэтому его месса не похожа на мессу. Однако непривычность такой службы не смущала их: эта церковная служба была для них чем-то вроде ток-шоу, которые они видели на экранах своих телевизоров.

Я полагаю, что, завершая свою бесконечную речь, священник все-таки наспех исполнил что-то вроде обряда причащения, но признаюсь, у меня не хватило терпения дождаться этого. В тот момент, когда священник закончил сводить счеты с авторитаризмом Путина и переключился на деликатную тему трансферта европейских футболистов из клуба в клуб, я встал и направился к выходу. Священник на миг прервал свою речь. Крепко прижимая к себе мальчика за оба плеча, он этой короткой паузой брал прихожан в свидетели того, что победил своих противников, которых без колебаний атаковал, и его победа очевидна. Кумушки провожали меня взглядами и насмешливыми улыбками до самых дверей. Я чувствовал себя неловко в роли демона, которого твердый духом священник только что отважно изгнал из святого храма.

Пришел в себя только на улице. Я снова стал паломником, каким был раньше, но немного ошеломленным. Шел мелкий дождь. Этот эпизод был одним из случаев, положивших конец религиозному периоду моего паломничества. Во мне, конечно, мало веры; во всяком случае, я считаю бесполезным слушать в церкви то, что могу прочесть в газетах. И теперь я начал ощущать побочные эффекты передозировки христианства, которую устроил себе. Мне все меньше и меньше хотелось бывать на вечерних службах, которые так похожи на соборование. Я больше не мчался со всех ног ни в часовни, ни в монастыри. Я не желал удлинять свой путь ради того, чтобы пройти мимо очередной маленькой часовенки, в которой горела такая же свеча, как в прежних, и увядал такой же, как в них, букет.